- Нельзя ему делать больно! - заключил Алексей свою горячую, взволнованную речь. - Лучше я буду умирать!
Рваное облачко, что закрывало молодую луну, поднялось вверх, словно легкая занавеска от ветра, и на дороге стало светлее. Не сговариваясь, Вадим и Алексей разошлись в разные стороны, чтобы казаться менее заметными. Так они и шли по обеим сторонам дороги, как бы охраняя идущих впереди. Однако Вадим заметил, что Литовцев вдруг прибавил шаг и потащил Надю за собой.
Это не понравилось Алексею, и он побежал вслед. Ясно, что и Вадиму пришлось не отставать.
Надя отбросила руку Литовцева и остановилась. Алексей тоже замедлил шаги. Вадим последовал его примеру, но в конце концов эта игра в прятки ему надоела, он негромко крикнул;
- Надюша!
- Димка! - послышался радостный голос, и Надя бросилась к нему навстречу. - Как я рада. Ужасно!
Подбежав к Вадиму, она растерялась: рядом стоял Алексей. Вот он положил руку Димке на плечо и, не стыдясь прорвавшегося чувства, сказал с облегчением:
- Надюша, милая. Мы очень, очень... Ужасно беспокоились.
Алексей что-то еще бормотал смущенно, корил Надю за позднюю прогулку, приходилось отшучиваться; но когда он спросил, что ей нужно на станции, Надя вспомнила о приезжей гостье и, злясь на себя, ответила:
- Сама не знаю. Оставим этот разговор.
Вадим понял, что Надюша чем-то расстроена и они - непрошеные соглядатаи тут ни причем. Больше того, она им даже рада. Значит, виноват Валентин Игнатьевич, и этого ему нельзя простить, будь он хоть в пять раз старше Вадима и в десять раз более уважаем.
- Ну что ж, проводим старика на станцию, - вполголоса сказал Вадим, заметив, что Литовцев стоит в нерешительности и ждет, когда к нему подойдут.
- Придется, - согласилась Надя и разозлилась, что не смогла скрыть своей неприязни. - Он, бедный, ужасно перепугался, когда вас увидел.
В присутствии надежных попутчиков Валентин Игнатьевич вновь обрел привычную самоуверенность.
- Нехорошо, молодые люди, девушек по ночам пугать.
- Разве только девушек? - вежливо спросил Вадим и, не дожидаясь ответа, извинился: - Простите, Валентин Игнатьевич, мы об этом не подумали.
Литовцев будто не заметил колкости.
- На станцию собрались?
- Нет. Мы, собственно говоря, Надюшу искали.
- Боялись, что потеряется?
- Всякое бывает, Валентин Игнатьевич. - И Вадим, подняв голову к небу, шутливо продекламировал:
В небе вон луна такая молодая, что ее без спутников и выпускать рискованно.
Литовцев замедлил шаги и поравнялся с Алексеем. А на руке Алеши, видимо позабыв все подозрения, уже повисла Надя и что-то нашептывала. Сомнительное предпочтение!
- Покайтесь, Алеша, - с усмешкой заговорил Литовцев. - Кто эта прекрасная незнакомка, с которой вы сидели на лавочке? Поверьте опытному глазу, у вас хороший вкус. - Сказано это было игриво, беспечно.
Алексей молчал, подавленный. Ведь его спрашивает не Макушкин, которому и кулаком пригрозить можно. А профессору кулак не покажешь. Собрав всю свою волю, чтобы не надерзить, Алексей пробормотал несмело:
- Это жена отца приехала.
- Мачеха, значит, - с той же напускной веселостью констатировал Литовцев. - Поздравляю. А не плохо, когда в доме такая хорошенькая мачеха. Как вы думаете, Падин?
Надя до боли в ногтях вцепилась в рукав Алексея. "Неужели никто ему в морду не даст?" - промелькнула несвойственная ей по грубости мысль.
- Мальчики, милые, - с трудом вымолвила она, - что же вы молчите?
- Мы хорошо воспитаны, Надюша, - ответил Вадим и, точно ничего не было, воскликнул: - Футбол-то прозевали!
Он вытащил из кармана овальную коробочку, повернул рычажок, засветился экран, замелькали фигурки игроков, и сразу же из громкоговорителя величиною с пятачок послышался голос спортивного комментатора: "Удар! Еще удар!.. Но кто же так бьет по воротам!"
- Счет... Счет какой? - оживилась Надя. Ведь сейчас на одном из стадионов Европы происходило самое волнующее состязание сезона.
Она была ярой болельщицей и сразу же завладела Димкиным телевизором.
С Димкой это редко бывало, но сейчас он решил схитрить: незаметно от Нади повернул ручку настройки, и передача прекратилась.
- Что-то испортилось, - сказал он сокрушенно. - Хотел подстроиться точнее.
Надя огорчилась:
- Как же теперь быть? До конца матча еще целых сорок минут.
- Надо бегать домой, - предложил Алексей. - Надо успеть.
Надя крикнула в темноту:
- Валентин Игнатьевич, у нас авария! Придется бежать домой.
Алексей шепнул Наде:
- А как же он? Нельзя оставлять на половина дороги.
- Димочка проводит.
Вадима это никак не устраивало.
- Пожалуйста, - равнодушно сказал он. - Только у моего другого телевизора я кинескоп менял. Развертка дурит. Надо наладить. Ты, Надюша, этого сделать не сможешь. Надо в схеме разобраться.
- Вечно у тебя так! - рассердилась Надя и, оглянувшись на Литовцева, добавила вполголоса: - Ничего, пойдет за нами.
Глава одиннадцатая
МАЧЕХА
Сколько сказок сложено, сколько книг написано о страданиях детей в доме мачехи! С давних времен, из поколения в поколение переходит молва о злых ее кознях. И вряд ли мы припомним хоть какие-нибудь страницы, где бы описывались ее мучения. Но ведь в наши дни мы гораздо чаще видим совсем иное. Есть люди хорошие и плохие вне зависимости от того, в каких семейных отношениях они между собой состоят. Также есть дурные дети и заботливые мачехи, которым приходится далеко не сладко. Однако на их женские плечи люди взваливают все давнишние грехи, когда-либо содеянные мачехами всех времен и народов.
Редкая судьба у Мариам: сама еще молодая женщина, а тут вдруг - взрослый сын. Правда, в горных селениях Азербайджана, откуда она родом, девушки рано покидали родительский кров, создавая свою семью. И у Мариам могли уже быть взрослые дети, но любовь долго не приходила к ней, а потом появилась неожиданная, непонятная. Также и сын оказался нежданным. Александр Петрович считал его давно погибшим, но улыбнулось счастье. Алешка вырвался из чужого мира, теперь он дома, с отцом и женщиной, которая призвана заменить ему мать.
В Москве, в комнате Алексея, висел большой портрет его родной матери, и никогда не могла даже подумать Мариам, что Алешка так же должен любить и мачеху. На это она не рассчитывала, но быть самым лучшим его другом хотела во что бы то ни стало. По существу, Алешка одинок, отца видит редко, настоящих товарищей приобретешь не сразу. И все же Мариам чувствовала нетающую ледяную перегородку между собой и "сыном", как мысленно она его называла.
Несмотря на ее заботы об Алексее, на живое участие в его судьбе, крепнет эта ледяная стена, которую, кажется, ничем не растопить. Если бы не это, Мариам была бы счастлива. Все есть у нее: и любовь, что сразу пришла, безраздельная, властная; веселая дочурка, увлекательный труд... Все есть, кроме полного счастья в семье.
