Ознакомительная версия.
Принц осекся.
-- Прошу вас, Грегор, это между нами. Положение очень серьезно.
Потемкин промолчал. Ему ли не знать о положении в полках. Город давно копил злобу и уже почти перестал ее скрывать. Чего опасался Георг? Уж, конечно, не возвращения в Германию. Гриц раз десять слышал, как шеф проклинал себя за приезд в Петербург. Потери денег? Да, пожалуй. Но сейчас даже не в них дело. Принц боялся немецких погромов. И, положа руку на сердце, имел для страха все основания. Молодой император своим неуемным пруссачеством сумел так взвинтить столичный гарнизон и даже простых жителей, что если пойдет дело...
Неужели без погромов не обойдется? Потемкин прекрасно понимал, что среди офицеров не так уж и много тех, кто решится в случае чего унимать расходившуюся солдатню. А он сам? "Всей душой сочувствовать перевороту и стать его первой жертвой -- очень в моем вкусе". В пылу грабежа, уже преступив присягу, снесут голову -- не посмотрят на звание. К чему тогда аксельбанты?
Гриц поморщился. И как его занесло в заговор? Добро Орловы, добро остальная гвардейская голытьба. Но он-то? Начальство к нему благоволит, карьерный рост на лицо. Обзавелся новыми связями, даже деньги стали водиться. Живи -- радуйся.
Потемкин был уверен, что, если немного постарается, сумеет врасти в новое царствование. Слегка онемечиться, благо язык позволяет, войти в милость к новому государю. Кому, кому, а ему от Бога дано движение на верх. Но нет! Затесался в заговор и старательно трудится себе же на погибель. Даже если они выиграют, как еще сложится его жизнь? От добра добра не ищут. Имея синицу в руке...
Потемкин опустил щетку, которой чистил мундир, и чуть не заплакал. Погнался за журавлем! Надо было думать об имениях, о матери, о приданом для пяти сестер... А, пропади все пропадом! Зачем ему жизнь, в которой нет Като? Даже издалека, на белом коне. Или как сейчас -- черной тенью в соборе.
Если Екатерину постригут в монастырь, он отправится ее спасать. Если вышлют в Германию, он нарушит присягу и сбежит офицером-наемником в любую из европейских армий, благо война все еще идет. Лишь бы быть рядом с ней. Ну не рядом, так хоть поблизости. Она его мать, она его сестра, она его Родина.
При этом чувство горечи не покидало юношу. Он все больше ревновал к Орлову, но не мог порвать с братьями, которых искренне любил.
С тех пор, как Алексей взялся за ум, в доме на Малой Морской стали появляться книги. Вольтер, Локк, Беккарий... Старинушка только радовался: хоть один из братьев выбьется в люди.
-- Папенька был новгородским губернатором, - пояснял он Грицу. - И весьма об нашем образовании пекся, пока был жив. Мы, трое старших, я да Гришка с Алешкой, еще успели Сухопутный корпус кончить. А вот младшие Федя и Володя, -- он махнул рукой. -- Денег нет да и протекции тоже. Спасибо, Федьку в полк пристроил. Да ведь тоже не в первые, в Измайловский. Много у отца было товарищей, однако теперь не видать покровительства.
Иван тяжело повздыхал и побрел на кухню.
-- Сдает Старинушка, - бросил Алексей.
И правда, старший из Орлов и выглядел, и вел себя едва ли не как 40-летний видавший виды служака, тем временем как его братья... Да что там говорить - мальчишки. Рано приняв ответственность за дом и за младших, Иван как-то осел под тяжестью дел, и не отгуляв еще своей молодости, словно доживал век, стараясь все предусмотреть, все продумать за пятерых. От постоянного барахтанья в житейских мелочных он начал воспринимать окружающее с грустной понимающей усмешкой, чуть меланхолично и без особых надежд на будущее. Но лямку долга перед братьями тянул, хотя и покряхтывал.
-- Хватит языком чесать. Федор, поди сюда, возьми тетради.
Федор, вздыхая, поплелся к Старинушке и опустился за не крашенный кухонный стол.
-- Извольте, сударь, рассчитать требуемую толщину стены фортеции, чтобы ее не пробило 40-пудовое каменное ядро.
Младший из Орлов страдальчески сдвинул брови и принялся жевать перо.
-- Зачем ты его мучаешь, Ваньша? - Вступился Григорий. - Где и для чего он будет стены укреплений рассчитывать? Нашел инженера!
-- Не зуди, -- наставительно произнес Иван. - Кто знает, как у вас, дураков, жизнь еще повернется. Ты-то ведь учился фортификации. И ничего, не помер. Почему же твой брат должен раздолбаем расти? Кстати, кто с Федькой географией занимается?
-- Я не могу, -- немедленно откликнулся со своей лежанки Григорий. У меня важное рандеву на Невском. С дамой.
-- Богатая хоть дама? - Осведомился Иван. - Эхе-хе. Если опять просадишь деньги на шлюху, я тебя с лестницы спущу.
Гришан закусил губу.
-- Ладно, -- продолжал Иван. - Алексей позанимается.
-- С чего это я? - Взвился Алехан, так, словно его ужалили. - Вчера я, третьего дня - я! Я что нанялся курс по второму кругу проходить? Пусть Гриц с ним над картами кувыркается. Завели студента, так пусть хоть какая от него польза будет!
- Слушай, Гриц, голубчик, -- Иван с надеждой уставился на Потемкина. -- Поучи Федора географии. Ведь тебе раз плюнуть.
-- Я чего, я не против, -- кивнул бывший студент. -- Только, может, он не захочет.
-- Захочу, не захочу, им что? - Огрызнулся Федор. - Им лишь бы заставить меня долбить хоть что-нибудь.
Он явно не разделял тревог братьев о своем образовании, но к удивлению Потемкина учеником оказался способным и Африку с Америкой не путал, а кратчайший путь воображаемого торгового судна с лесом и парусиной из России в Англию проложил быстро, с учетом зимних штормов и возможностью сбыть часть товара через Архангельск.
-- Жалко мы через Черное море не можем плавать, -- сказал Алехан, заглядывая им через плечо. - Я люблю, когда тепло, но там турки.
-- И татары, - вставил Потемкин. - Они никого к нам торговать не пускают. У французов весь Левант в руках, но они к нам плавать не хотят, опасаются разбойных нападений.
-- Федя, как проливы называются?
-- Какие проливы?
-- Отделяющие Черное море от Средиземного, дубина, -- пояснил Алексей. - Ну через которые мы не можем, а они не хотят?
-- Босфор и Дарданеллы, -- подсказал "ученику" Потемкин, он никак не мог избавиться от старой университетской привычки подсказывать.
-- А интересно бы туда попасть, - мечтательно протянул Алексей. Пальмы, негры, гречанки в паранджах...
-- Ты все путаешь! - Возмутился Федор. - Пальмы и негры в Африке. А гречанки вовсе не в паранджах, они нашего исповедания.
-- Разве? - Лениво отреагировал Алексей. - Ну все равно интересно. Жаль, мы там не будем.
- Не знаю, как вы, а я точно буду, - заявил Потемкин.
Оба собеседника в любопытством уставились на него.
-- Чего таращитесь? - Пожал плечами Гриц. - Буду и все. Кто до государя Петра Алексеевича думал, что русские по Балтике будут разгуливать, как у себя дома? Теперь ничего, привыкли.
Ознакомительная версия.
