– Ну зачем ему это понадобилось? Да, он эгоист и тщеславен.. но я никогда не подозревала, что он – такое чудовище!
– Не преувеличивай, – пожал плечами Джовейн. – Будем считать это случайностью… Надеюсь, что когда-нибудь он пожалеет о ней. Просто он счел опасным высокопоставленного среди аэрогенов геанца, к тому же обладающего связями в Эспейни, которой он не доверяет. Я думаю, сильней всего в нем говорила ревность. Он боится потерять тебя, зная, что мы с тобой всегда были близки по духу, хотя редко встречались лично. Он усмотрел в поединке шанс отделаться от меня и умело использовал его… Вот что, будем все-таки объективны. Он мог просто прикончить меня – я же был совершенно беспомощным – разбить череп прикладом винтовки и спрятать ее. И никто ничего не заподозрил бы.
Иерн решил довольствоваться шантажом. Так что скорее всего он не намеревался меня убивать.
Она затрепетала.
– Скажи мне еще раз, – взмолилась она. – Повтори и не один раз, я должна в это поверить: говори – Иерн просто на миг обезумел.
– Потому что тебе придется жить с ним? – пробормотал Джовейн. – А надо ли? В любом случае он не имеет права решать, с кем тебе дружить.
– Ну… но он сумел подстроить тебе такую подлость? – задохнулась Фейлис. – Что же касается остального… я тебе уже говорила. Мои родители люди сельские и старомодные, Если я решусь на развод, горе отца сделается в два раза тяжелее; ведь скорее всего именно мой тесть станет следующим Капитаном, а папочка всегда утверждает, что, поскольку в Домене и без того довольно всяческих неурядиц, дом Капитана должен быть выше всяких скандалов. – Она отошла к столу и принялась нервно крутить чашу из резного хрусталя, вещицу старинную и прекрасную. – Хочу напомнить тебе, проговорила она, – что Иерн никогда не относился ко мне плохо. С его точки зрения, проявлял чистую доброту и благородство. Я выскочила за него по любви, однако, увы, ничего хорошего у нас не получилось, но он старается, как и прежде.
Дело вовсе не в том положении, которое он мне обеспечивает. Если оказывается дома, он всегда ко мне пылок и терпелив. А если ему не удается сдержаться, пулей вылетает из дома, но скоро возвращается – с роскошным букетом, тащит куда-нибудь в лучший ресторан… или придумывает что-нибудь в том же роде. Честно признаюсь, в семейной жизни я проявляла куда меньше рвения. – Фейлис повернулась к Джовейну.
– Но как он мелок! – вырвалось у нее. – А теперь еще это. Я то видела в нем честного человека, но после того что он сделал тебе…
Опираясь на костыль, Джовейн шагнул к ней. В разрезе халата Фейлис заметила поврежденную ногу – она была не в гипсе, а в лубках. Хорошо, перелом не тяжелый, только бы не было осложнений, и, видимо, не слишком докучает ему.
– Дорогая, – сказал он. – Не уходи от меня в тревоге за свою жизнь…
Ничего не бойся. Говорю тебе, это, скорее всего, случайное совпадение.
Я не хочу в чем-то винить его… Ты так очаровательна.
«А ты так благороден», – хотелось ответить ей.
Он потянулся к ней. Они опять были рядом. Пришло решение.
– Послушай, – проговорила она. – Я намереваюсь поддерживать с тобой связь – что бы он ни твердил. Конечно, если ты не против.
– Чего еще могу я желать?
– Мне нужны твои советы… Разреши мне писать тебе, как и прежде.
Отвечать будешь на тайный адрес, откуда я буду забирать твои письма…
Дорогие сердцу письма.
– Жаль, что тебе приходится идти на все эти уловки, – медленно проговорил он. – Ты чересчур чиста для подобных поступков.
– Увы, что делать, придется ловчить. Хотя бы временно, пока не найдется какой-нибудь способ изменить ситуацию.
– Найдется! – Он привлек ее к себе, и губы их слились в поцелуе.
– Найдется, любимый. А пока мы получили неделю быть вместе… Мне еще не приходилось изменять Иерну… Будь со мной ласков, дорогой.
И он не в силах был отказать ей…
Только поздно вечером Фейлис оставила его дом.
Глава 8.
Достигнув известной меры Озарения, Ганна Уанговна Ким обрела наконец-то ясность, охватившую всю ее жизнь, принося с собой нечто большее, чем простое удовлетворение или даже счастье. И все это порождалось уверенностью в том, что она составляет единое целое с Геей.
Она не стала неуязвимой: боль и печаль все еще могли ранить ее. Так всегда и случалось, когда ей приходилось видеть несчастья других.
Перечитывая исторические труды, она радовалась тому, что Красная долго наслаждалась миром и процветанием, а посему и страна ее, и сама она были избавлены от всяческих смут. Но Гея есть Гея, она дарует награды и в несчастьях, даже когда это заочное поощрение приносит всего лишь облегчение кому-то другому. Ганна старалась быть лестной и избегать самодовольства. Уже одно призвание ее требовало этого, вырабатывая способность осознавать суть и духовный мир человека. «Ну, – говорила она себе, – мускулам хорошо, когда они используются, разве не так?»
В этот день Ганна вернулась от смертного одра старика. Она оставила его умирающего во сне, зная, что он не проснется. Слова и мантры 50, совместная медитация даровали умирающему благословенное облегчение: тело его покорилось тому, что уже давно осознал разум: настало время свершения. Когда глаза старика закрылись, Ганна, повинуясь порыву, коротко прикасаясь губами к его губам, заметила на них улыбку. Старик еще чуточку улыбался, когда она ушла.
Она закрыла за собой дверь спальни, и сидевшие в столовой родственники встали и низко склонились.
– Он отдыхает, – сказала она. – И будет пребывать в покое до самого конца, которого теперь ждать недолго.
Они склонились снова.
– Достопочтенная госпожа, – проговорил седовласый старший сын старика.
– У нас нет таких слов, которыми можно было бы выразить свою благодарность. Кто еще смог бы сделать такое?
Ганна подняла руку.
– Вы преувеличиваете, – возразила она. – Я только поговорила с ним.
Вызовите своего врача, пусть он посмотрит, нужно ли дальнейшее лечение.
Сын ухватился за свою всклокоченную бороду, словно бы ему нужно было за что-то держаться, слезы заполнили уголки глаз.
– Нет, смиренно напоминаю, что отец просил вызвать именно вас, а не врача или священника. Разве мы осмелились бы иначе разбудить пророчицу посреди ночи.
– Мне было бы жалко, если бы вы поступили иначе. Ваш отец прослужил верой и правдой в Библиотеке многие годы. И вся Библиотека в лице моей скромной личности выражает ему благодарность, и за эту честь я обязана вам и вашему дому, Сай Ильич.
