– Ладно, значит сейчас нам не о чем беспокоиться.
Бодейкер должен был еще отработать субботнее утро. Любой другой перед отпускной неделей заканчивал работу в пятницу вечером, или даже в пятницу днем, но Коннор решил устроить себе выходной в субботу утром, чтобы Бодейкер не смог уехать еще в пятницу. Бодейкеру это было в принципе все равно: в любом случае они с Флетчером могли начать настоящее расследование в Эдинбурге только в понедельник утром.
Однако когда Дорис Барри позвонила в субботу утром из деканата, она была удивлена, что Коннора нет на месте и его заменяет Бодейкер.
Дорис уже почти достигла пенсионного возраста – она была одной из тех женщин, которые без всякого шума, спокойно и эффективно, берут все руководство в свои руки, будь то фирма, библиотека или университет, причем никаких официальных полномочий такие женщины не имеют. Те, кто думали, что они управляют университетом – за исключением, разве что самого ректора – были бы ужасно удивлены, если бы узнали, что очень многие из важных решений, на самом деле, приняла Дорис Барри, а не они.
– А мне казалось, что у вас со следующей недели начинается отпуск, мистер Бодейкер, – сказала она.
– Так оно и есть, – мисс Барри.
– Почему же вы не попросили, чтобы вас освободили от дежурства сегодня?
– Я не мог. Мистера Коннора здесь нет, а после недавних изменений, кто-то из нас должен постоянно присутствовать лаборатории.
– Еще два дня назад мистер Коннор говорил мне, что в субботу он будет на работе.
Бодейкер промолчал. Появление Флетчера привело к тому, что он стал более жестким, но не сделало обидчивым и мстительным. И хотя Бодейкер понимал, что Коннор специально заявил, что его не будет именно в эту субботу, он прекрасно знал, что любой человек, идущий в отпуск с понедельника, не имеет специального права на свободную субботу – просто обычно все шли друг другу навстречу.
Бодейкер успел, однако, сесть на дневной поезд, пребывающий в Эдинбург вечером. Он перестал курить и под влиянием Флетчера начал привыкать к длинным пешим прогулкам. Бодейкер стал гораздо больше есть – теперь он получал от еды удовольствие, при этом ему даже удалось сбросить несколько фунтов, ведь никогда раньше он столько не двигался.
После превосходного обеда в скромном отеле, Бодейкер пошел прогуляться, даже не спросив мнения Флетчера, ему показалось очевидным, что Флетчеру захочется прогуляться по местам, где проходила его юность.
– Я совсем не настаиваю на прогулке сегодня вечером, – заявил Флетчер. – Мы можем остаться в номере и посмотреть телевизор.
– Ты ведь учился здесь в университете. Неужели ты не хочешь погулять по городу?
– Да нет, особого желания не испытываю.
– Тогда мы можем начать наше расследование прямо сейчас – зайдем в полицию.
Получилось так, что дежурному сержанту было знакомо имя Джона Флетчера – совсем недавно ему пришлось отвечать на запрос о нем (еще одно небольшое совпадение). Однако, вместо того, чтобы помочь им, сержант очень холодно разговаривал с Бодейкером.
– Я послал отчет в ваше отделение полиции, – заявил он. – Вы можете навести все справки там.
– Мне все равно пришлось бы обратиться сюда, чтобы узнать обо всех подробностях, – сказал Бодейкер.
– Вполне возможно. Вполне возможно. Вы, кажется, сказали, что не являетесь его родственником?
– Да, я просто друг. Однако, я его очень близкий друг.
– Понимаю. Боюсь, мистер Бодейкер, что я ничем не смогу помочь вам. Конечно, никто не может вам запретить провести свое собственное расследование. Если вы так хорошо знали Флетчера, вам ясно с чего начинать.
Было очевидно, что он что-то знает, но не собирается об этом рассказывать. Из поведения сержанта следовало, что он и в самом деле знает что-то существенное о Флетчере, а не просто создает видимость.
И все таки, на прощание сержант сказал:
– Вам будет не так уж трудно разузнать все факты, мистер Бодейкер, а вы, как я вижу, настроены самым серьезным образом. Я могу немного облегчить ваши поиски. Не тратьте время на университет и на квартиру, где жил Флетчер, не ходите в школы, где он учился. Посетите лучше приют, где прошло его раннее детство.
– Благодарю вас, – сказал Бодейкер.
Когда они вышли на улицу, Флетчер сказал:
– Миддлтонский Приют для Мальчиков. Нам нужно именно туда.
– Ты хочешь туда пойти?
– А что еще нам остается делать? Мы же решили довести дело до конца.
– Но тебе не очень-то этого хочется?
– Мне бы хотелось узнать то, о чем не захотел рассказать нам сержант, – признался Флетчер.
– Отправимся туда прямо сейчас?
– Нет, завтра у них день посещений и директор сразу примет нас. Лучше всего прийти к трем часам.
На следующий день Бодейкер без особых проблем попал на прием к директору Миддлтонского Приюта для Мальчиков. С первого взгляда было ясно, что он не мог знать Флетчера лично – на вид директору было не более тридцати лет.
Как только было упомянуто имя Флетчера, на лице директора возникло то же холодное выражение, какое они уже видели вчера у сержанта полиции. Почти сразу стало ясно, что мистер Курран ничего рассказывать не будет.
Тогда Бодейкер решил выложить карты на стол.
– Мистер Курран, мною движет вовсе не праздное любопытство. Я работаю на факультете психологии, наши тесты показали, что Джон Флетчер обладал удивительными талантами.
И Бодейкер кое-что рассказал ему, не упомянув, естественно, о главном таланте Флетчера.
Курран явно заинтересовался.
– Полиция была здесь, – сообщил он.
– Я знаю, они и направили меня к вам. – Он сказал правду, хотя сам по себе этот факт особого значения не имел.
Курран заговорил несколько более свободно.
– Но они ничего нам об этом не сказали.
– А они ничего не знали. Полиция производила самое обычное, рутинное расследование, какое всегда предпринимают после несчастного случая с фатальным исходом.
– Но теперь, когда Флетчер мертв, какую пользу вы можете извлечь, изучая его прошлое?
– Я экспериментатор. Флетчер был замечательным человеком. Я хочу выяснить, есть ли в его прошлом какая-нибудь причина, из-за которой развились его поразительные способности.
– Может быть, – негромко проговорил Курран, – очень может быть.
Бодейкер молчал, но за его молчанием скрывалось множество вопросов.
– Ну что ж, – сказал, наконец, Курран. – Конечно, я никогда не видел Флетчера. Он ушел из нашего приюта еще до того, как я родился на свет. Но я знал старого директора, мистера Комптона. Он дал Джону Флетчеру имя.
До четырех лет у Флетчера не было имени. Да и разговаривать он толком не умел.
