— Но… Все говорят… И вообще — кто тогда…
Фредерик швырнул трубку на рычаг. Господи, как они все глупы! Можно представить, о чем сейчас судачат на каждом углу, в каждой аудитории и каждой курительной комнате…
Чтобы прийти в себя, Фреду пришлось — хотя он очень не любил этот способ релаксации — выпить немного коньяка из давно початой бутылки, стоявшей в книжном шкафу и предназначенной для гостей факультета. В затылке перестало ломить, но тяжесть в голове не исчезла.
Рассмотрим ситуацию последовательно, — подумал Фред. Что известно точно? В восемь часов сорок пять минут Элис и Сол вошли в комнату на четвертом этаже клиники и заперли дверь изнутри на кодовый замок. Снаружи использовался другой код, и потому прибывшая на место полиция не смогла быстро проникнуть в помещение. Далее. Телеметрия показывает, что в девять ноль пять была включена аппаратура, в девять двенадцать Элис погрузилась в сон, в девять семнадцать Сол начал фиксировать электрическую активность подкорки и продолжал этим заниматься до того момента, когда прозвучал выстрел.
Что еще? С доктором Волковым и главным врачом Чендлеровской клиники профессором Мартинсоном под бдительным наблюдением старшего инспектора Дайсона Фред осмотрел аппаратуру, изучил показания — впрочем, он только следил за процессом, а делом занимались Волков с Мартинсоном и полицейский эксперт, — и выяснил, что эксперимент проходил в штатном режиме и ни разу, включая время выстрела, не было зафиксировано изменений в ритме, амплитуде и даже в боковых лепестках энцефалографических сигналов.
Как умер Сол? В выяснении обстоятельств убийства специалистом является, конечно, старший инспектор Дайсон. По его словам, Туберт спокойно сидел на стуле перед монитором, руки лежали на клавиатуре. Спавшую Элис он видеть не мог, кушетка располагалась за его спиной — о состоянии девушки он судил по телеметрии. Некто, — назовем его Икс — находившийся вне поля зрения Сола, вытащил его пистолет (системы «беретта», калибр девять миллиметров) из внутреннего кармана пиджака, висевшего на вешалке, подошел сзади к Солу и с расстояния около полуметра (такой предварительный вывод сделал полицейский эксперт) выстрелил Туберту в затылок. Пуля застряла в лобной части черепа, Сол умер мгновенно и повалился на пол.
После этого убийца аккуратно положил оружие рядом с левой рукой трупа (Господи, это я о Соле так думаю — труп) и испарился. То есть, ушел, видимо, тем же путем, каким пришел.
Иными словами, сквозь стену. Набрать внутренний код, находясь в коридоре, нет никакой физической возможности.
На эти слова и купился старший инспектор Дайсон. Нет никакой физической возможности. Должна быть такая возможность! Если кто-то сумел это сделать — причем за считанные секунды, пока на этаж не прибежали доктор Волков и сестра Флоберстон, — значит, возможно. Как? Нужно подумать.
А пока — кто? Кто в клинике мог хотеть смерти Сола? Именно в клинике, потому что охрана однозначно утверждает, что посторонние не входили и не выходили, начиная с половины девятого и вплоть до прибытия полиции.
Пятьдесят семь больных — согласно списку, представленному Мэг Флоберстон, — из них двадцать шесть лежачих, трое после операции. Тридцать один ходячий больной, и что бы ни думал по этому поводу Дайсон, Бакли знал: никто из больных, лечившихся в клинике, не был знаком с Солом, ни с кем из них Сол даже не разговаривал, он всегда сразу поднимался на лифте на четвертый этаж, где проводил свои опыты. Лабораторию в Чендлеровском госпитале он снимал за счет спонсорских денег, выделенных фондом «Америка-Израиль» для исследований в области метапсихологии сна.
Зазвонил телефон. Помедлив, Фредерик поднял трубку и сказал раздраженно:
— Эдит, я же просил…
— Извините, доктор, к вам старший инспектор Дайсон.
— О Господи, — пробормотал Фред. — Хорошо, пусть идет, я у себя…
* * *
Элис лежала на диване, глядя в потолок и стараясь ни о чем не думать. Если думать, то сразу перед глазами возникает лицо Сола. Если думать, то единственной мыслью становится: Сола больше нет. Как жить дальше?
Неделю назад он почти сделал ей предложение. То есть, ему-то наверняка казалось, что он даже близко не подошел к этой теме, но она знала: еще два-три слова, и мысль о браке придет ему в голову так же неизбежно, как поднимается по утрам солнце. Сол говорил о своей первой жене Офре, их сын остался, конечно, с матерью, Сол и не претендовал на то, чтобы забрать ребенка, но очень страдал, потому что не мог с ним часто видеться. Он сам так говорил: «Я страдал», а Элис не верила: если не мог жить без сына, почему уехал из Израиля и потерял ребенка навсегда? Наука, постдокторат, исследования — это объяснение, возможно, устроило бы мужчину, а для женщины не имело никакого смысла. Она бы не уехала, это точно.
Элис так и сказала Солу, добавив пару слов о мужском эгоизме, тогда-то он и должен был сделать предложение, которого она ждала, но позвонил Фред, и аура разговора рассеялась мгновенно, а потом все как-то не получалось, и теперь уже не получится никогда.
Элис заплакала, наконец, — она была, как мертвая все время, пока детектив задавал ей вопросы, на которые у нее не было ответов. Что она могла помнить и видеть, если спала так глубоко, как никогда прежде? Просыпалась тяжело, будто поднималась к воздуху со дна глубокого водоема. А Дайсон повторял на разные лады одни и те же вопросы — неужели он действительно считал, что она притворялась спящей, а на самом деле лежала, закрыв глаза, ждала, когда Сол отвернется, и тогда тихо поднялась, подошла к вешалке, на которой висел пиджак…
Господи, до чего же мужчины бывают глупы.
Элис направилась в ванную, пустила горячую воду, разделась, сбросив на пол все, что на ней было, стояла на холодном полу и смотрела, как вытекает вода — она не заткнула сточное отверстие, ей в голову не приходило, что это нужно сделать. Просто стояла и смотрела, как вытекает ее жизнь — таким же быстрым горячим водоворотом, а все было так хорошо в последнее время. Они с Солом нашли друг друга. Такое счастье. Резонанс.
Теперь это кончилось. Навсегда.
Почему не заполняется ванна? Наверно, это какой-то сигнал. Сол понял бы, что происходит, а ей не понять. Хотя, вероятно, все очень просто…
Элис увидела, наконец, что сливное отверстие не заткнуто пробкой, подумала: «Господи, я совсем не в себе» и бросилась к телефону. Набрав номер Фреда, она долго ждала ответа. Фред склеротик, он постоянно забывает аппарат то у себя в кабинете, то в машине, то дома. А если звонить в университет, то ответит Эдит, глупая гусыня, с ней у Элис отношения не сложились сразу, она начнет выяснять, что случилось, ах-ах, какое несчастье, и будет намекать на что-то, она просто не может без намеков, даже в такой день…
— Да, — напряженно сказал Фред. — Элис, я сейчас не могу говорить, у меня…
Чужой голос перебил брата:
— Мисс Бакли, — сказал старший инспектор Дайсон, она узнала его не сразу, а когда поняла, кто говорит, хотела прекратить разговор, но не смогла: трубка будто приклеилась к ладони, а ладонь застыла, и пришлось слушать, а потом и отвечать против своей воли, потому что Дайсону очень хотелось ее видеть — немедленно, сейчас, и именно у Фреда в кабинете, за ней заедут, собственно, ей только нужно спуститься к подъезду, там стоит человек, он отвезет ее…
Элис выглянула в окно и не увидела на улице ни одной живой души. Даже прохожих не было — тихий район, вокруг такие же виллы, окруженные заборами, спокойный университетский городок Элбертон.
Она, не торопясь, оделась, вышла на улицу. Подумала: не оставила ли в ванной воду? Кажется, нет. Оглядевшись, не увидела агента и пошла к машине. Открыв дверцу и сев за руль, Элис почувствовала чье-то дыхание и едва не потеряла сознание от страха. Скосила глаза — рядом сидел мужчина лет сорока, невзрачный и не запоминающийся, как стандартная почтовая открытка.
— Хотите я поведу машину? — спросил он.
