— А я полагаю, копье! Вы хотите помешать нам выиграть войну! — Лицо Шольца нервно перекосилось, голос сорвался на крик.
— Не сходите с ума, полковник! — прикрикнула Шева. — Зачем оно мне? Прошлое надо менять лишь тогда, когда хочешь изменить настоящее, то есть будущее в вашем понимании. Настоящее, в котором живу я, прекрасно, и мне незачем что-либо менять. Так что воюйте сколько влезет! Все равно вы проиграете!
— Несмотря на копье?
— Да, даже несмотря на копье.
Голос Шольца потух, словно задутый вихрем огонь.
— Точно?
— Точнее не может быть, — ответила Шева, прекрасно понимая чувства полковника.
— И ничего нельзя поделать?
— Нет.
Полковник задумался.
— А я? — спросил он после долгой паузы. — Что будет со мной? Что будет со всеми нами?
— Вы все умрете, — честно ответила Шева. — И я не в силах вам помочь. Это уже история, а историю, увы, не перепишешь набело.
Губы Шольца тронула грустная улыбка. Охотница осторожно залезла в его сознание и не обнаружила там страха.
— Подумать только, я уже история! — В глазах полковника сверкнул огонек. — Но это нелепость! Я — часть настоящего! Как я могу быть прошлым?! Я не верю вам, Айна!
Шева не стала спорить.
— Ваше право, полковник.
— Да, это мое право! — с вызовом подтвердил Шольц. — Мы договорились, что вы будете работать на меня. Поэтому вы должны выполнять мои распоряжения. Сегодня уже поздно, но завтра вы переговорите с этим монахом и сообщите ему мою просьбу о копье. Я хочу увидеть его и купить, если оно подлинное! Или отнять! И не смейте возражать!
— Пусть будет по-вашему, полковник! До завтра!
— Да, до завтра, — ответил Шольц, вставая.
Завтра должно было стать последним днем…
11
Мир монастыря был скуп и аскетичен, но даже самая суровая аскеза предполагает пусть крохотное, тайное послабление. Таким послаблением в монастыре Чэньдо был сад в несколько десятков низкорослых деревьев и кустов между восточной стеной и строениями. Дабы не совращать мирской суетностью устремленные к высшей истине души монахов, сад располагался в низине и был укрыт от посторонних взглядов довольно высокой, сложенной из грубо отесанных камней стеной.
Туда и направилась Шева после беседы с полковником Шольцем. Она не без оснований полагала, что Сурт пожелает связаться с ней, а лучшего места для встречи придумать было нельзя. Но не успела девушка устроиться у струящегося из-под корней старого дерева родника, как невдалеке послышался зовущий голос:
— Айна!
Это был Пауль. Свидание с пылким влюбленным не входило в планы Охотницы, и потому она долго колебалась, прежде чем решила откликнуться.
— Я здесь!
Спустя мгновение быстрые шаги дробно застучали по вымощенной камнем дорожке.
— Как хорошо, что я нашел тебя! — с улыбкой воскликнул юноша, подбегая к Шеве. — Я видел, как ты вышла из покоев, но потом потерял тебя из виду. Но мне отчего-то подумалось, что ты придешь сюда.
— Ты не ошибся! — улыбнулась Шева, надеясь, что улыбка выйдет не слишком натянутой.
Должно быть, ее надежда не сбылась, потому что глаза Пауля вдруг стали настороженными.
— Что ты здесь делаешь? Я не помешал тебе?
— Я хочу… я хотела побыть одна, — быстро поправилась Шева. — Но ты мне не мешаешь.
— Ты уверена? Я могу уйти!
Шева помотала головой.
— Нет, ты мне действительно не мешаешь. Просто я соскучилась по зелени. В горах ее нет, а я люблю деревья и цветы.
— А какие цветы ты любишь больше всего?
— Рогла… — не задумываясь вымолвила Шева, но тут же осеклась, не закончив слова. Пауль никогда не видел рогладов, их вывели за пределами его жизни. — Розы.
Юноша не обратил внимания на ее оплошность.
— Я тоже люблю розы! Но только когда они без шипов!
— Я тоже, — согласилась Шева. Роглады как раз и были хороши тем, что не имели колючек.
Пауль искоса посмотрел на Охотницу.
— Красные розы — символ любви, — прибавил он.
— Вот как? Я не знала.
Шева попыталась улыбнуться, но вместо улыбки вышла вымученная гримаса. Охотница устала, ей хотелось побыть одной. Она никогда не отличалась излишней вежливостью и в иной ситуации просто велела бы этому юнцу оставить ее в покое, но сегодня… Сегодня у Шевы не поворачивался язык прогнать Пауля: приближалось завтра, за которым его ждал только мрак небытия.
Пауль искоса смотрел на Шеву, та же следила за мельтешением водных струй, выбивавшихся из-под осклизлых зеленоватых корней.
— Айна, я люблю тебя, — тихо сказал юноша.
Оторвав взор от родника, Охотница подняла глаза на юношу.
— Я знаю.
— А ты?
— Что я?
— Как ты относишься ко мне?
Вопрос заслуживал насмешливой ухмылки, но Шева заставила себя тепло улыбнуться.
— Ты мне симпатичен.
— И только?
— Поверь, это немало. Есть лишь несколько человек, которые мне действительно симпатичны. Ты — один из них.
— Но это еще не любовь.
— Назови это прологом любви.
Нервно сорвав тонкий стебелек травы, Пауль сунул его в рот.
— Странно. Я всегда мечтал влюбиться, но все как-то не получалось. И вот любовь пришла ко мне здесь, на краю земли.
— Судьба. — Шева помолчала, после чего философски заметила: — Любовь… А что такое любовь?
— Самое светлое из чувств! — немедленно, словно давно заготовил ответ, выпалил Пауль.
— Возможно. Но это чувство очень сильное, и поддаваться ему опасно.
— Опасно? Почему?
— Чувства заставляют забыть о долге.
— Разве это плохо?
Охотница искренне удивилась.
— Вот уж не ожидала услышать подобные слова от солдата!
— Солдат, между прочим, тоже человек!
— Не спорю. Но человек, давший присягу. А потому для него на первом месте — долг!
— Но если любовь сильнее?
— Не давай чувствам завладеть собой. Прежде всего долг, а уж потом любовь.
— Как делаешь ты?
Вопрос походил на ловушку, и Шева ускользнула от прямого ответа с грацией лани, прыжком перелетающей через натянутую через тропу сеть.
— Мне незачем ставить долг выше чувства. Я никому ничем не обязана настолько, чтобы считать это долгом. Но будь я на твоем месте, долг значил бы для меня больше, чем любовь.
— Но это несправедливо! — горячо воскликнул юноша.
— Зато целесообразно. Все остальное — романтика.
— В твоих устах «романтика» звучит почти ругательством!
— Нет, я не против романтики, но сначала должно быть дело. И потом, что такое любовь? Просто расположенность к человеку противоположного пола, если речь идет о традиционной любви. И расположенность эта обусловлена не порывами души, а набором вполне материальных факторов: наследственностью, запахом, зрительными и слуховыми раздражителями. Наш мозг перерабатывает все эти сигналы и создает некий образ, который мы называем предметом любви.
