Ознакомительная версия.
Смотрим жадно, пытливо в черный холод небес. До чего ж молчалива глубина этих бездн!
Опять же, возможно, все зависит от подхода.
А дело, между тем, шло к вечеру. Солнце, боясь, что заставят остаться на вторую смену, торопливо нырнуло за крыши. Солнцу явно претило светить всегда и светить везде. На службу заступали сумерки. И, в подтверждение взаимосвязи всего сущего, похолодало.
Эдгар нехотя оставил свой наблюдательный пункт у ограды и двинулся к ближайшему переулку.
Переулок был тих, в нем уже прочно обосновались сумерки. Эдгар медленно пошел вдоль домов, глядя на освещенные окна.
Вот так и бродит, весь день бродит Эдгар, подобно мэтьюриновскому Мельмоту Скитальцу. Но у Мельмота, как известно, были на то веские причины. А какие же причины у того, кого мы условились называть Эдгаром? Вероятно, единственным оправданием или, скажем, разъяснением, может служить только о б ы к н о в е н н о с т ь (обычность, обыденность) этой прогулки, ее привычность для Эдгара.
Любой из нас рано или поздно совершает подобные прогулки, кто чаще, кто реже - но совершает, и для этого совсем необязательно выходить из дома и пускаться в странствия, выстаивать у касс предварительной продажи в надежде достать билет ну хотя бы в общий вагон, долго и тщательно собираться в дорогу, составлять список необходимого для путешествия инвентаря и метаться по магазинам в поисках хороших бритвенных лезвий и складного стаканчика. Совсе необязательно ждать отпуска. Совсем необязательно.
Достаточно всего лишь сесть у окна и помолчать в тишине. И просто посмотреть на небо, если из вашего окна видно небо, или посмотреть на соседние здания, или на улицу, или во двор, куда выходят окна вашего жилья, или вдаль. В общем-то, неважно, к у д а смотреть. Важно - к а к смотреть.
И тогда вы все увидите. И отправитесь на вашу прогулку.
Эдгар шел вдоль ограды, за которой простирался необъятный двор. Нет, теперь двор уже не казался необъятным, и причина здесь была вовсе не в сумерках, скрадывающих пространство. Двор был небольшим, очень обыкновенным, двор съежился и подряхлел под бременем лет, и уже выпали и пропали без следа многие его волосы-деревья, и морщины его не могла скрасить пудра асфальтированных дорожек, и исчезли его глаза-лужи, и дом в глубине двора был тоже очень старым, готовом рухуть и рассыпаться в прах при ударе чугунного кулака, подвешенного на стальном тросе. В углу двора громоздились кучи строительного мусора, и давным-давно сгнил в земле куст сирени, возвещавший когда-то своим цветением о приходе тепла.
Что ж, перемены - атрибут бытия.
Вероятно, он произнес это вслух, потому что ему ответил знакомый ласковый голос:
- Да, милый Эдгар, перемены - атрибут бытия.
Юдифь стояла в тени большого тополя у ограды в своем обычном ветилуйском одеянии и держала в руке тот самый меч.
- Но ведь ты не меняешься, - тихо произнес Эдгар, стараясь разглядеть в полумраке выражение ее глаз.
Глаза Юдифи были печальны.
- Перемены - атрибут б ы т и я, - повторила Юдифь.
И Эдгар понял.
- Тебе не холодно? - спросил он очень осторожно, словно слова были сотворены из тончайшего хрусталя и могли разбиться о прутья ограды и с шорохом покатиться по тротуару.
Юдифь качнула головой.
- И не надо меня жалеть, милый Эдгар. Я действительно ничего не могу поделать, и ты ничего не можешь изменить, и поверь: так лучше.
Гораздо лучше. Ведь бывают явления и вещи, которые изменить нельзя. И кто сказал тебе, что мне плохо? Разве мне может быть плохо?
- А мне? - прошептал Эдгар.
Юдифь подошла совсем близко, подняла к нему лицо, и в глазах ее распростерлось вечернее небо. Она легонько провела пальцами по его бровям и тут же отстранилась и оперлась на меч.
- Милый Эдгар, ведь я же всегда с тобой. Ведь правда? Сколько я уже с тобой?
- Пятнадцать лет.
-Больше, гораздо больше. И согласись, для этого совсем необязательно быть все время рядом, перед глазами. Ведь правда?
- Правда...
- И не надо меня жалеть, милый Эдгар. Ведь я не только там... Перед
сном я придумываю себе миры на завтра, целые россыпи миров. Знаешь,
есть миры серебряные и нежные, тронь - и зазвучат. Идешь, а вокруг
звуки, звуки... И небо звучит, и вода, и деревья, и каждая
травинка... Бывают миры розовые, пушистые, как облака. Я их особенно люблю, когда устану. Погружаешься в такой мир, как в перину, и словно растворяешься. А силы прибывают, прибывают, и чувствуешь, что крылья растут... Есть миры хрустальные, прозрачные, с четкими гранями. Это если решимости нужно набраться. А еще есть разноцветные, струящиеся. Прыгнешь в такой мир, окунешься с головой - и понесет тебя, завертит, закружит в разноцветных струях, и летишь, как на карусели, в водовороте без начала и конца... А еще люблю коктейль из моих миров делать. Намешаешь всего понемножку, вишенкой украсишь, и с разбегу - в самую глубину! Я ведь про кого угодно мир могу придумать. Хочешь, сегодня ночью придумаю про тебя? А тебе это все приснится.
- Придумай, Юдифь. А я придумаю про тебя.
- Хорошо, милый.
Она нежно смотрела ему в глаза, потом перевела взгляд на чтото, находящееся за его спиной, и Эдгар понял, что время истекло.
- Необходимые Вещи уже ждут, - изрек сзади знакомый хрипловатый голос.
Эдгару очень хотелось оглянуться и увидеть наконец обладателя этого голоса, но он знал, что это бесполезно. Он все-таки обернулся, просто из упрямства,- и, конечно, никого не увидел.
Посудите сами: ну как можно у в и д е т ь Хрипловатый, Но
Не Лишенный Приятности Голос? С таким же успехом, наверное, с каким можно услышать ассиметричное, но не лишенное приятности лицо или обонять фиолетовый, но не лишенной приятности цвет.
- Ну вот, - сказала Юдифь. - Прогулка близится к концу. Я пойду через двор, а то неудобно по улице с таким вооружением. И бросить нельзя, понимаешь, милый?
- Понимаю. Я все-все понимаю. И очень счастлив, что все-все понимаю.
Юдифь опять приблизилась к нему, легко коснулась своими губами его губ и исчезла, скрылась в темноте за калиткой. Звякнул ее меч - и все стихло.
Нет, не все. Из окна второго этажа приглушенно стекала на тротуар электронная музыка, а к Эдгару приближались двое, из коих один шел твердо, поддерживая второго под локоть, а второй шел несколько расхлябанно, спотыкаясь о выбоины, и расслабленным голосом, с запинками, декламировал рифмованные слова.
- Холодной лаской дышит вышина, - декламировал расхлябанный. Прозрачна даль. Торжест... торжественна, спокойна и ясна м-моя печаль. Моя печаль тиха и холодна, одна навек, без... бездонна, словно неба глубина, чиста, как снег. Всегда со мной, как возд... как воздух, как листва, как свет дневной, как шум дождя, как неба с-синева. Со мной, со мной...
Ознакомительная версия.
