Маккай посмотрел на охранника с голосканом и спросил:
— Что вы получили?
— Нападение совершено замороженным эго Пан Спечи, сэр, — ответил охранник-Рив. — Я получил хорошую запись его лица. Мы попытаемся установить личность с помощью ИД.
Маккай бросил ему перерезанный кусок петли:
— Возьмите это с собой в лабораторию тоже. Скажите Тулуку, чтобы он исследовал его основную структуру. Может быть на ней есть… несколько клеток Фурунео. А остальные…
— Сэр?
— Да?
— Сэр, у нас есть приказ. Если будет сделана попытка покушения на вашу жизнь, мы должны остаться здесь с вами.
— Он передал Маккаю чэйген.
— Я полагаю, вы уронили его.
Маккай сердито засунул его в карман.
Контакт Тапризиота заполнил мозг Маккая.
— Прервите его! — рявкнул он.
Но контакт не прерывался. Это был Билдун в настроении, не допускающем никаких глупостей и непослушания.
— Что там происходит, Маккай?
Маккай объяснил.
— Вокруг вас сейчас охранники?
— Да.
— Кто-нибудь видел нападающих?
— Мы получили запись голоскана. Это был замороженный эго Пан Спечи.
Маккай почувствовал, как от шефа Бюро к нему поступила эмоциональная дрожь. Он ощутил чувство ужаса, когда последовала резкая команда:
— Я хочу, чтобы вы немедленно вернулись в Централ.
— Послушайте, — пытался спорить Маккай. — Я здесь самая лучшая приманка, которая у нас есть. Они хотели умертвить меня по какой-то…
— Назад и сейчас! — сказал Билдун. — Я прикажу, чтобы вас насильно доставили сюда, если вы вынудите меня к этому.
Маккай уступил. Он никогда еще не чувствовал такого ужасного настроения у вызывающего.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
— Вы все равно останетесь приманкой, Маккай, где бы вы ни находились — там или здесь. Если вы им нужны, они придут за вами. Я хочу, чтобы вы были здесь, где мы можем обеспечить вашу охрану.
— Что-то случилось? — спросил Маккай.
— Вы чертовски правы, что-то случилось! Все те бичи, которые мы исследовали, исчезли. Лаборатория разгромлена, а один из помощников Тулука мертв — отрезана голова и… головы нет.
— Хм-м, черт возьми, — сказал Маккай. — Я уже иду.
Чео сидел, скрестив ноги на голом полу в прихожей своих апартаментов. Резкий оранжевый свет из соседней комнаты лежал полосой его тени за его спиной, как что-то безжизненное из ночи. В руках у него был отрезок петли, который остался после того, как его срезали в закрывающейся двери для прыжка.
Чертовское вмешательство! Этот огромный Лаклак с чэйгеном был быстр! И Рив с голосканом сделал запись через дверь для прыжка — сомнения в этом быть не могло. Сейчас они уже начали охоту по его следу, задавая вопросы, показывая голосканную фотографию его лица.
Конечно, это им мало что даст. Но все же…
Глаза Чео сверкали под крыльями света как драгоценные камни. Он уже почти слышал, как оперативник Бюро говорил: «Вы узнаете этого Пан Спечи?»
Раскатистое рычание, заменяющее смешок Пан Спечи, сотрясло его. Черта с два даст им этот поиск! Ни один друг или знакомый прежних дней едва ли узнает его лицо сейчас, когда медики так изменили его. Ах, да — переносица и расположение глаз были прежними но…
Чео тряхнул головой. Что ему беспокоиться? Никто, абсолютно никто не может остановить его в убийстве Калебанца, все эти догадки будут лишь теоретическими.
Он тяжело вздохнул. Руки его сжимали кусок веревки так крепко, что мышцы заболели. Ему понадобилось несколько усилий биения сердца, чтобы расслабиться. Он встал на ноги, отбросил кусок веревки к стене.
Чео кивнул себе. Они должны убрать охрану от Калебанца или Калебанца от охранников. Он потер шрамы на лбу, заколебался. Этот звук был позади него? Он медленно повернулся, опуская руку.
В дверях внешнего вестибюля стояла Абнетт. Оранжевый свет создавал красные искорки в жемчужинах, вкрапленных в ее платье. Она сдерживала выражение гнева на лице, состояние ее психики выдавали страх и мрачные опасения.
— И давно ты там стоишь? — спросил он, пытаясь сохранить спокойный тон.
— Ну? — Она шагнула в комнату, закрыла дверь. — Что ты делал?
— Рыбачил, — сказал он.
Она оглядела комнату злым взглядом, увидела в углу кипу бичей. Они были брошены туда на что-то смутно круглое и волосатое. Мокрое красное пятно расползалось на полу под кучей. Она побледнела, прошептала. — Что там?
— Убирайся отсюда, Млисс, — сказал он.
— Что ты делал? — взвизгнула она, метнувшись к нему.
«Я должен сказать ей, — подумал он. — Действительно, я должен ей сказать».
— Я работал, чтобы спасти нашу жизнь, — сказал он.
— Ты убил кого-то, не так ли? — прошипела она.
— Он не страдал, — сказал Чео, голос его был усталым.
— Но ты…
— Что такое еще одна смерть среди квадриллионов, которые мы планируем? — спросил он. Именем всех чертей Говачина, она надоедливая стерва!
— Чео, я боюсь.
Зачем она так хнычет?
— Успокойся, — сказал он. — У меня есть план, как отделить Калебанца от охранников. Когда нам удастся это, мы сможем приступить к ее уничтожению, и дело сделано.
Она проглотила комок в горле, сказала:
— Она страдает, я знаю, что она страдает.
— Что за чушь! Ты же слышала, что она отрицает это. Она даже не знает, что такое боль. Нет соответствующих понятий!
— А что, если мы ошибаемся? Что, если все это просто неправильное понимание?
Он приблизился к ней, стоял и смотрел на нее сверху.
— Млисс, у тебя есть представление о том, как мы будем страдать, если план провалится?
Она вздрогнула. Наконец, голос ее стал почти нормальный, когда она спросила:
— Каков твой план?
Маккай чувствовал сигналы опасности от каждого нервного окончания. Он стоял с Тулуком в лаборатории Рива. Место должно было бы быть успокаивающе знакомым, но Маккай чувствовал, что стены как будто бы раздвинулись, открывая лабораторию в беспредельный космос, из которого может прийти нападение. Как бы он не поворачивался, он чувствовал, что его спина подвергается угрозе. Абнетт и ее друзья предприняли отчаянные усилия. Факт отчаяния говорил о том, что она уязвима. Вот если бы только он смог понять, в чем ее уязвимость. Где она уязвима? Каковы ее слабости?
И где она спряталась?
— Это очень странный материал, — сказал Тулук, выпрямляясь на скамье, где он исследовал серебристую веревку.
— Очень странный.
— В чем его странность?
— Он не может существовать.
— Но он же вот здесь, — сказал Маккай.
— Я вижу это, друг мой.
Тулук вытянул челюсть, задумчиво почесал правую губу лицевой щели. Когда он повернулся, чтобы посмотреть на Маккая, стал виден один его оранжевый глаз.
