— Вы не ошиблись, все есть… Одну минуточку, товарищ Козлов, сейчас все будет ясно.
Взошло солнце, и поперек стола лег радужной полосой солнечный спектр.
Юрий Васильевич внимательно посмотрел на прибор с большой круглой шкалой. Раздался легкий щелчок, стрелка прибора отклонилась до конца шкалы, мотнулась раз, другой и упала. Над прибором появился и растаял серый дымок. Юрий Васильевич взглянул на часы и удовлетворенно кивнул.
— Все верно, — оказал он.
Козлов осторожно подошел к столу, прикоснулся к круглому прибору и отдернул руку.
— Горячий, — оказал он.
— Вы только осторожней, -сказал Юрий Васильевич. — Пока я в полосе спектра, осторожней!
— С чем осторожней? Вот с этим? — спросил Козлов, указывая на прибор.
— Нет, со мной, — тихо вкавал Юрий Васильевич, и Козлов увиден, что полоса спектра пересекает лицо и руки Юрия Васильевича.
— Я понимаю, — сказал Козлов. — Вы проверяли, способны ли вы вызвать, даже страшно сказать…
— Дальше, дальше, продолжайте, пожалуйста…
— Вы хотели узнать, способны ли вызвать вспышку солнечной энергии в этой комнате. Так, Юрий Васильевич?
Дейнека кивнул.
— И это, я вижу, удалось вам?
— Да, в каких-то пределах… Разве увеличительное стекло, скажем, двояковыпуклая линза, не осуществляет изменение в концентрации солнечной энергии? Ласковый неяркий осенний или даже зимний солнечный луч, собираясь в фокусе линзы, жжет способен не только расплавить, но и испарить металл.
— Но там же все просто?
— Когда познаны законы оптики, просто…
— Но почему именно вам удается сделать большее?
Юрий Васильевич не ответил.
— Может быть, — продолжал Козлов, — может быть, Афанасий Петрович был потомком каких-то пришельцев из далеких миров и передал вам такую способность?..
— Я не сочиняю фантастических романов, — ответил Юрий Васильевич. — Мне выпал случай прикоснуться к необычной ситуации, к серии новых фактов, к феномену, или, лучше сказать, к новому эффекту. Но я не допускаю мысли, что разгадка этой истории связана с внеземными пришельцами. И на нашей земле, товарищ Козлов, существовали тупиковые ветви. Видимо, «дедушка» Афанасия Петровича и принадлежал вот к такой ветви человеческого рода.
— Но почему мог появиться такой человек? Откуда?
— Взял да и родился человек с крыльями, и все.
— Но, насколько я знаю, существует эволюция, все постепенно.
— Не все постепенно, — сказал Юрий Васильевич. — Иначе можно было бы предположить, что птицы были вначале нелетающими, потом у них появились выросты, и эти-то выросты постепенно стали крыльями? Так выходит, но это было не так. Крыло было своего рода скачком, и первая же птица полетела.
— Но крыло тоже совершенствовалось?
— Да, но потом. И сейчас в этой картине дорисовывается весьма существенная черточка. Возникновение новых видов до сих пор окружено загадкой. Ламарк говорил о таком процессе не иначе, как о чуде — чуде, производимом природой.
— А чем же природа производит это чудо? — спросия Коэдов, и по его лмцу было видно, что он мучительно стремится помять Юрия Васильевича. — Должны быть какие-то, какие-то… как там Ламарк полегал насчет этого?
— Ламарк объяснял все действием воды, тепла, света и тонких «флюидов», таких всепроникающих веществ. Кстати, в это уже любопытное совпадение, Ламарк был уверен, что именно солнечный свет, именно Солнце поддерживает и преобразует эти флюиды. Солнечный свет. Вот она, ваша «выстроенность», которой вы так хотели. Сперва человечество все больше и больше убеждалось в том, что только Солнце снабжает все живое на Земле энергией. теперь мы вплотную подошли к тому, что Солнце вмешивается в ход эволюции жизни на Земле.
Вот вы ожидали увидеть в этой комнате электронно-вычислительную машину, не так ли? И она есть, только не вздумайте искать eе здесь, в этой комнате или в этом здании. Я ждал поутру ее восхода, ждал, может быть, чуть с большим волнением, чем все остальные существа на Земле. Солнце — вот моя вычислительная машина, но это и нечто значительно более сложное и чудесное. Все, что на Земле медленно или статично — рост дерева или жизнь человека, все это отражается на Солнце в бешеной динамике вихрей и протуберанцев, в безумной пляске атомов и ядер. И все находит свой учет: и блеск росы, и плач ребенка, каждая мысль и каждое чувство…
— Это ваша догадка?
— О, нет… Нет, дорогой товарищ Козлов, не просто догадка. Что, разве природа плохо поработала на нашей Земле? Вон через окно видны ели, разве это не чудо? А птица… А человек? Человек! Разве может совершиться мало-мальски сложное действие, если нет, как говорят физики, обратной связи? Связи между исполнительным органом и управляющим, связи между рукой и мозгом; теперь мы можем оказать: между Солнцем и жизнью на Земле. До сих пор ученые были в удивлении, почему Солнце горит так ровно, что жизнь на Земле стала возможной. И ответ теперь ясен: Солнце сдерживается, стабилизируется жизнью на Земле. Давно уже замечено, что бури на Солнце отражаются у нас полосами войн, эпидемий или самоубийств. Нет, эти бури — результат активной реакции Солнца на наши земные дела и обязательно с обратной отдачей на Землю. Многое теперь следует понимать в прямо противоположном смысле…
— Но почему вы, Юрий Васильевич, получили возможность в какой-то степени управлять Солнцем?
— Вы уже задавали этот вопрос, — сказал Юрий Васильевич.И прежде всего я не согласен в данном случае со словом «управлять». Я не управляю Солнцем, нет… В силу обстоятельств моя нервная система оказалась включенной в естественный процесс обмена информацией между Землей и Солнцем… Если какой-нибудь жучок-паучок проникнет в корпус мощной вычислительной машины и будет своими лапками замыкать и размыкать слаботочные цепи, воздействовать на емкость отдельных элементов и тем самым вызовет появление новых результатов, то можно ли сказать, что он управляет машиной? Вот я и есть такой «жучек-паучок», товарищ Козлов. И не больше… С другой стороны, почему вообще такое могло случиться? Это вопрос более сложный… Человек, с его мыслями, его мозгом — это продукт окружающей его природы, природы, в которой Солнце играет главную, первенствующую роль. Нет ничего удивительного, что продукты человеческого мозга, в исключительной обстановке могут соответствовать природным связям вот в такой острой форме, напоминающей мне как физику своеобразный резонанс…
— И все-таки, Юрий Васильевич, почему именно вы, не человек вообще, а вот — вы?
— Тут многое сыграло роль… А больше всего то направление в науке, которое я выбрал под влиянием Афанасия Петровича и всех тех давних происшествий, о которых вы уже знаете, В этой комнате я урывками занимался той странной конструкцией, которую мне передал ныне покойный профессор Пасхин. Искал, разочаровывался и снова искал…— Юрий Васильевич задумался. — Так, так, так… Я знаю, когда это происходило! — неожиданно громко выкрикнул он. — Днем в этой комнате я всегда просматриваю газеты. Прибор находился в спектре… Кое-что из прочитанного вызывало во мне острую реакцию, и в такие секунды перед моим сознанием со странной навязчивостью возникало лицо Афанасия Петровича, там, на острове, когда я в ужасе увидел, что он убит… Меня охватывало волнение, и в небе далекой страны вспыхивали самолеты. А может быть, не только самолеты?! У вас нет ли свежей газеты? — спросил резко Юрий Васильевич.
