— А почему отец Илларион отправил вас ко мне? — засомневался я. — У меня сейчас не самое лучшее время для приема гостей. И он это прекрасно знает.
— Да я всего лишь на три-четыре дня. Вы не беспокойтесь, я не стесню вас. — гость достал из сушилки чашку Длинноухого и налил в нее воду из чайника. — Отец Илларион сказал, что вы очень гостеприимные люди, и обязательно примете бедного странника, которому нечем заплатить за гостиницу. И вам ведь хочется попасть в Дивеево? — Михаил по-птичьи наклонил голову и через плечо мельком глянул на меня. Мне показалось, что он хитро подмигнул, и мне стало очень не по себе.
Тут на кухню вылезла сонная Дашка. «Кто это?» — взглядом спросила она.
— Знакомься, Даша, — представил я гостя. — Это Михаил. Он из Дивеево. Побудет у нас пару дней.
— Да, ну может, немножко подольше, — тем временем заявил гость. Я оглянулся на него, он закрывал холодильник. В руках у него была отваренная для меня вчера Дашкой курятина. Он сел за стол и начал ее быстро уминать.
— Простите, — сказал я. — Сегодня пятница.
— Ну и что? — спросил Михаил.
— Постный день вообще-то.
— Ну у вас же лежала кура, — ответил гость. — Вам все равно нельзя, поститесь. А я в дороге, мне можно. Правило такое есть. Или вы не слышали? Мне мой духовник архимандрит Симеон разрешил. А вы, если такое правило не знайте, то побольше читайте святых отцов. Я, знаете ли, их каждый день читаю. — Михаил вытер руки о скатерть и срыгнул. — Пойду в гальюн, посрать мне надо. — он вышел.
— Кто это? — спросила побледневшая Дашка. — Ты — что, не видишь? Он все врет. Он не из Дивеево.
— Вижу, — хмуро ответил я. — И как мне его, прикажешь, выставить? Милицию, что ли, вызвать? Ладно, вернется из туалета, просто выгоню…
Мы прождали довольно долго. Михаил не возвращался. Я сказал Дашке, чтобы ждала на кухне и отправился в прихожую. В туалете горел свет, но дверь была приоткрыта. Я постучал, никто не ответил, я заглянул вовнутрь. В туалете никого не было, хотя сильно воняло. Ну, так и есть… Кое-кто привык, что за ними всегда уберут… Я спустил в унитазе воду и пошел смотреть, куда занесло незваного гостя.
Михаил находился в спальне, он развалился на тахте, на моем супружеском ложе, раздеться он не соизволил, грязные носки нагло торчали из-под одеяла, Длинноухого гость спихнул на самый край постели. Я разбудил Ушастика и сказал, чтобы он отправлялся на кухню к матери. Затем я брезгливо потряс Михаила за плечо, он смахнул с себя мою руку и, не просыпаясь, выругался.
— Вставайте, — сказал я. — И немедленно уходите. Вы не тот, за кого себя выдаете…
Белесые ресницы Михаила слегка дрогнули, открылся водянистый глаз и неприятно уставился мимо меня куда-то в стену.
— Ну как вы можете, — проныл Михаил, — я так устал. Я только что с дороги. Разве вы не знаете, что все православные — братья, и должны помогать друг другу? Вам надо идти к вашему духовнику и исповедаться, что вы такой жестокосердный. Вот увидите, батюшка на вас епитимью наложит, — глаз закрылся и гость опять засопел.
Черт, может, и впрямь православный, только больной? Всякие ведь при монастырях встречаются. Явно слышал, как наши разговаривают, явно общался с христианами, но ничего христианского в нем нет. Да, наверняка этот тип — псих. Но, кстати ж, сказал, что в епархию едет. Не будут ведь из монастыря такого посылать? Нечистый он какой-то, неприятный. Я постарался отделаться от гадостного ощущения, которое измазало мою душу, но это было бессмысленно. Все мои попытки быть объективным и не обращать внимания на неприятные повадки гостя приводили к тому, что я все больше убеждался — Михаил не из Дивеево. Да, между прочим, отец Илларион говорил, что оттуда выпускают только по пропуску. Надо спросить у него. Хорошо бы карманы проверить, пока спит, но не могу я этого, не умею. Вот Хиппа бы точно смог. И тут раздался звонок в дверь. Наверное, это Хиппа, — обрадовался я, — вытащил из кроватки Цыпленка, не хотелось оставлять его в одной комнате с этим человеком и отправился с ним на руках в прихожую.
Это был, действительно, Хиппа.
— Слушай, — сбивчиво начал говорить я. — К нам вломился какой-то мерзкий тип. Он утверждает, что он из Дивеево. Но он врет. И Дашка знает, что врет. У него должен быть пропуск, если он оттуда. Я уверен, что пропуска у него нет. Он вообще не христианин. Я не знаю, кто это. Я не знаю, что ему нужно. И я не понимаю, как его выставить из квартиры. Он уходить, похоже, не собирается.
— Успокойся, — сказал Хиппа. — Сейчас выясним, что за тип такой. — и ушел в спальню. А я вернулся к Дашке, передал ей Цыпленка, потому что держать его на руках было очень больно — плечо просто отваливалось, хоть кричи.
Хиппа пришел через несколько минут.
— Да нормальный мужик, — недоуменно обратился он ко мне. — С чего ты решил, что он врет?
— Ну, он пятерней крестится. Он вообще ни разу не помолился.
— Устал, наверное.
— Наглый он, бесцеремонный, ведет себя, как хозяин.
— Это что — криминал?
— Нет.
— Так с чего ты взял, что он врет?
— Да потому, что не бывает таких православных Хиппа!
— У тебя, друже, эмоции. Негатив из тебя прет. Паранойя у тебя на нервной почве. Просто мужик не слишком воспитанный. Так ведь он же не городской. Ты просто привык с одними интеллигентами общаться. Кстати, он сказал, что ты себя ведешь совсем неадекватно — куру там пожалел. Выгонял его. А он к тебе со всей душой. Ты его просто не понял. Он так говорит, и я не вижу, почему я должен ему не верить.
— А почему он вперся в мою спальню? Почему он спит на моей тахте?
— Потому что гость. Потому что устал. Потому что ты сам ему должен был это предложить, но он не дождался… Горе мне с тобой, — Хиппа помотал кудлатой головой.
Я беспомощно посмотрел на Дашку, надеясь, что она заступится за меня, скажет Хиппе, что он неправ. Но она промолчала. Длинноухий смотрел на меня испуганно и сосал из рожка молоко Цыпленка. Я махнул рукой и отправился в спальню.
Михаил сидел на тахте и курил, стряхивая пепел на ковер.
— Проснулись? — холодно осведомился я. — Мне хотелось бы, чтобы вы показали мне пропуск из Дивеево.
— Какой пропуск? — заюлил гость. — Меня там все знают, все ко мне хорошо относятся и всегда пускают туда-сюда-обратно-обоим нам приятно. И монахини тоже. Гыыыы! Это я так пошутил. А у вас — что, нет чувства юмора? Я давно уже, знаете ли, ощущаю вашу враждебность. Вы злой человек, Скиталец.
— Откуда вы знаете, что я Скиталец?
— Ой, не помню, может, отец Илларион сказал, может, ваш сосед. Очень, кстати, приятный юноша. И совсем не грубит, не то, что вы. Но я думаю, все дело в том, что вы меня просто плохо понимаете.
