— Это откуда ж ты столько знаешь?? — подивился старый солдат, — Неужели Попятных проболтался? Вот ведь писарская душа, а! Лишь бы языком трепать, да языком не стать! Ну, ужо я ему задам-то, если он живым останется!
* * *
— Если нельзя идти назад, значит, пойдем вперед!
— Это куда?
— На немцев и пойдем. Не в лоб, конечно. Нам медикаменты нужны, а еще лучше врач. Как думаешь, Максим, найдем? И за «языка» он вполне тоже потянет потом.
— Ну ты даешь Кирюха, не ожидал я такого…
— Нестандартное мышление залог успеха в любом деле! — улыбнулся Владимир Алексеевич.
— Должны дойти, — подумав, кивнул Максим, и стянул с головы, наконец, свой дурацкий танкистский шлем. Под шлемом оказалась мятая, редкая, светло-седая шевелюра, едва прикрывающая обширную плешь. — Только вот машину оставлять жалко, все-таки старая уже, верная. Не делают таких больше…
— Сейчас уже светает, но еще можно по кустам прятаться. Наши, скорее всего, сейчас с двух сторон пытаются немчуру взять, чуешь, минометы уже сюда не метят? — и действительно, были слышны автоматные очереди, да рявканье танковых орудий. Минометы молчали.
Докурив, Владимир Алексеевич выбросил самокрутку и посмотрел на Петровича.
— Эй, Петрович? Ты там живой?
— Жи-во-о-й, — сипло ответил раненый, — Да чего вы там шепчетесь-то? Думаете, не понимаю я, что мне деревянный сарафан светит?
— Ты вот что, — возмутился Максим, — не болтал бы лишнего, а? Ишь ты, его задело, а он уж и помирать собрался. Помнишь, как комбату полголовы чуть не оторвало? И ничего, живой, заикается только.
— Да я же что… молчу я. Только мужики, не надо меня тут успокаивать, лады? Лучше бы мне тоже цыбарку свернули.
— Нельзя тебе, — мотнул головой Владимир Алексеевич, — да потерпишь ты, подождешь нас? Тогда и цыбарку тебе сварганим.
— Чего же не подождать-то. Подожду, будто я бегать тут кругами буду, ага…
— Да ладно тебе, не ворчи, — улыбнулся историк, но потом сразу посерьезнел. — Так, мужики, времени у нас мало. Что мы имеем?
Максим молча, понятливо вытащил ППС, что болтался у него все это время за спиной, и положил перед собой на планшет. Потом достал вороненый ТТ. Словно вспомнив что-то, у Владимира Алексеевича заломило плечо — у него за спиной тоже болтался такой же пистолет-пулемет, забытый, оттого незамечаемый. На правом боку обнаружилась кобура с ТТ.
Историк взял в руку ППС, с некоторым ужасом вновь ощущая тяжесть смертоносного оружия, и нахмурился: в голову полезли сухие строки с тактико-техническими характеристиками. Пистолет-пулемет Сударева, образца 43-го года, калибр — 7,62-мм. По праву считался лучшим стрелковым оружием своего класса во время Второй Мировой войны… то есть сейчас… Тридцати пяти зарядная, весом менее четырех килограммов, смерть. Оказывается, смерть тоже можно измерять. Штучно или на вес.
Восьми зарядный 7,62-мм пистолет «Тульский, Токарева» образца 33-го года. Могучий, массивный кусок вороненой стали. Оружие, которое переживет эту войну, в отличие от людей. Переживет, и будет убивать еще полста лет… Вот что значит «Качество»!
Intro(входящий вызов)
— Нейропрограммистов в операционную, живо! Вирусологов и психиатра!
— Вызвали еще в полете, будут сейчас.
— А чего его колотит так?
— Тебя бы не так еще колотило! Он же сейчас другую жизнь живет.
Слышен грохот шагов, хлопанье дверей. Скрипучий голос:
— Что с ним?
— Это уж вам виднее, мы «скорая»!
— Тогда подвиньтесь-ка, ребятки. Серега, посмотри на интерфейсы?
— Ужас, древность какая! Нейрошунт прямого контакта. Ему уже лет пятнадцать. И, кажется, никогда не модернизировался…
— Будем радиоканал рубить?
— Попробуем, только о-о-очень осторожно!
Intro(ожидание)
То ли в голове помутилось от усталости, то ли от близкого взрыва той мины, то ли просто от ужаса держать в руках оружие, но Владимир Алексеевич почувствовал дурноту, мир поплыл, стал распадаться мозаикой, искрить электрическими дугами.
Intro(ожидание)
— Так, отключать нельзя. Надо что-то придумать.
— Горит?
— Еще как. Если сразу канал обрубим, вполне можем получить кому. Безвыходную.
— Ё-моё! Пора бы уже законодательно запретить прямые нейрошунты.
Intro(заблокировано)
— Эй, командир! Кирюха, ты чего? — заволновался Максим.
— Э-э-э, ничего… все в порядке. Наверное, с голодухи мутит.
— Смотри, не пугай так! Ну так что? Идем?
— Идем, — кивнул Владимир Алексеевич и еще раз оглядел разложенное на земле богатство: два ППС, свой и Максима и три ТТ. Действительно, чего ждать? Надо идти.
3.
Владимир Алексеевич смутно представлял, как они сделают задуманное. Из тех же документов, которые изучал утром перед… ну, перед тем, как все это случилось, он помнил, что медпункт немцы развернули в самой деревне, точнее на ее окраине, ближе к своим позициям.
Добраться туда будет совсем непросто! Кругом же идет бой! Будто в подтверждение этого логического довода, прямо по кустам, за которыми прятались Максим и Кирилл, мазанула дикая, свистящая пулеметная очередь. Впереди, буквально метрах в пятидесяти, едва доползший до пригорка, дымился танк Т-34. Из люка механика-водителя, нелепо раскидав перемазанные кровью руки, свисал боец. Безнадежно мертвый. Чуть впереди танка страшно-нелепо, как изломанные куклы, лежали солдаты, пехота. Даже в сумраке рассвета, становящегося все ярче, это зрелище было пугающим настолько, что у историка чуть не подкосились колени. Руки предательски задрожали.
А ведь как стройно выглядел план на бумаге! Зажатых с одной стороны озером, с другой деревней, немцев, взять наскоком с дороги и через редколесье, танковым рывком. Да обойти озеро в ночной тьме, и напасть с тыла, вгрызаясь в ненавистную серую вражескую спину! Быстро, одним махом. Потому что второго маха не будет — слишком мало солдат, слишком мало танков. Пан или пропал!
И что в итоге? Про итоги Владимир Алексеевич предпочитал не думать. Не хотел думать. Очень плохо, когда все знаешь наперед…
* * *
— Оврагами пройдем вдоль дороги. Потом придется перебежку сделать, через простреливаемое место. Авось пронесет… Затем огородами, а там посмотрим.
Хороший план. Главное — простой и понятный. Да и чего мудрить? Взял покрепче пистолет в руку и ну бежать! Только пятки и сверкают. Только бы пулеметчик не обратил внимания…
Из показаний:
…А крики-то убиваемых и убийц все слышнее, все ближе. Уже как река они, смывают. Будто лошади, попавшей в стаю волков, хочется кричать от ужаса и затыкать уши, и бежать-бежать-бежать, только бы не слышать этого, не думать, что сначала кого-то, а потом тебя. Не чувствовать, что вот сейчас, прямо сейчас, азартно блестя глазами из-под каски, в тебя метит крепкий, разъевшийся фриц.
