— Я этого не знаю, — ответил Горов. — А если бы и знал, то это никак не изменило бы положения вещей.
— Во второй раз тебя просто убьют.
Горов пожал плечами.
— Если мне придется договариваться с Великим Мастером, — сказал Пониетс, — я хочу знать суть вещей. До сих пор я действовал вслепую. Несколько моих высказываний чуть не довели его до припадка.
— Все очень просто, — ответил Горов. — Единственный способ, которым можно усилить безопасность Основания здесь, на периферии, это создать контролируемую религией коммерческую империю. Мы все еще слишком слабы для осуществления политического контроля. Это все, что мы можем сделать, чтобы заиметь власть над Четырьмя Королевствами.
Пониетс кивнул головой.
— Это я понимаю. И любая звездная система, которая отказывается признавать наши атомные приборы, не может, соответственно, контролироваться религией…
— И становится, следовательно, очагом независимости и враждебности. Верно?
— Ну что ж, — сказал Пониетс. — Это теория. Но почему им все-таки нельзя продать? У них какие-нибудь свои верования? Великий Мастер говорил что-то в этом роде.
— Религия приняла у них форму преклонения перед предками. Их традиции говорят о жестоком прошлом, от которого они были спасены простыми и добродетельными героями старших поколений. Речь идет об изменении монархического строя сто лет назад, когда последние войска бывшей Империи были отсюда изгнаны и на их месте было создано современное правительство. Наука, и в особенности атомная энергетика, стали для них символом имперского режима, о котором они не вспоминают иначе, как с ужасом.
— Вот как? Но у них есть прекрасные компактные звездолеты, которые засекли меня еще за два парсека от системы. По-моему, тут пахнет атомной энергией.
Горов пожал плечами.
— Эти корабли, без всякого сомнения, обычные тральщики старой Империи. Возможно, на атомной энергии. То, что у них есть, бережно сохраняется. Дело в том, что они не хотят ничего приобретать, а их внутренняя экономика нигде не употребляет атомной энергии. Вот это мы и должны изменить.
— Как ты собираешься это сделать?
— Сломив их сопротивление хотя бы в чем-нибудь. Проще говоря, если я сумею продать хоть какую-нибудь безделушку любому дворянину, то в его интересах будет принятие закона, по которому он сможет ею пользоваться. Я понимаю, что на словах это звучит глупо, но это абсолютно справедливо с точки зрения психологии. Совершить продажу в определенный период времени — это значит создать проатомную фракцию при дворце.
— И с этой целью послали тебя, а я пригодился лишь для того, чтобы внести за тебя выкуп и потом убраться восвояси, в то время как ты будешь продолжать свои попытки? По-моему, это называется не видеть дальше собственного носа.
— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросил Горов.
— Послушай.
Пониетс внезапно почувствовал, что устал.
— Ты дипломат, а не торговец, и сколько ни называй себя им, ты от этого приличным торговцем не станешь. Этим делом должен заниматься тот, кто занимался продажей всю свою жизнь, а я сижу здесь с полным трюмом товаров и, кажется, совсем скоро обанкрочусь, потому что мне некому их продавать.
— Ты что, собираешься рисковать жизнью ради чужого дела? — вымученно спросил Горов.
— Ты хочешь внушить мне, — ответил Пониетс, — что тут дело в патриотизме, а торговцы начисто лишены такого качества?
— Совершенно справедливо. Пионеры всегда лишены такого чувства.
— Ну, хорошо, не буду спорить. Я, конечно, не собираюсь мотаться по всему космосу, чтобы спасти Основание. И не подумаю. Но я торгую, чтобы делать деньги, а тут мне предоставляется шанс. Если это вдобавок поможет Основанию — прекрасно. Я рисковал жизнью, когда мои шансы были куда меньше, чем сейчас.
Пониетс поднялся, и Горов встал вслед за ним.
— Что ты собираешься предпринять?
Торговец улыбнулся.
— Пока еще не имею понятия. Но если дело только в том, чтобы что-то продать, я — всегда за. Как правило, я человек не жадный, но у меня есть принцип. И до сих пор я еще ни разу не прогадал на своем товаре.
Дверь в камеру открылась почти сразу, как Пониетс постучал, и стражники увели его, сопровождая с двух сторон.
— Пробная демонстрация? — хмуро переспросил Великий Мастер.
Он сидел, закутавшись в меха, и рука его нервно сжимала железную дубинку, которая служила тростью.
— И золото, ваше величество.
— И золото, — небрежно согласился Великий Мастер. Пониетс поставил перед собой коробку и открыл ее со всей уверенностью, на которую был способен. Он чувствовал себя одиноким перед лицом всеобщей враждебности. Но то же чувство владело им и во время первого года полетов в космос.
Взгляды бородатых советников, обступивших его полукругом, выражали полное неодобрение. Среди них был и Ферл, фаворит Великого Мастера. Он сидел по правую руку от него и смотрел на Пониетса с явной враждебностью. Пониетс встречался с ним только один раз и сразу же отметил его как своего первого врага, а значит, и первую жертву.
За дверью зала маленькая армия ожидала развития событий. Пониетса тщательно изолировали от звездолета, и у него не было никакого оружия, если не считать попытки подкупа, а Горов все еще оставался заложником.
Он сделал последнее соединение на неуклюжем чудовище, которое стоило ему недели напряженного труда, и в который раз горячо взмолился, чтобы свинцовая пластинка выдержала напряжение.
— Что это? — спросил Великий Мастер.
— Это, — ответил Пониетс, отступив назад, — приборчик, который я сделал своими руками.
— Это и так понятно, но меня интересует совершенно другое. Это один из ваших волшебных злых и отвратительных приборов?
— Он работает на атомной энергии, — торжественно сознался Пониетс, — но никому из вас не придется даже прикасаться к нему. Я сделаю все сам. И если это зловредный прибор — пусть грех падет на мою душу.
Великий Мастер быстрым движением протянул свою железную дубинку в направлении прибора, и губы его быстро и бесшумно зашевелились в очистительной молитве. Худолицый советник, сидевший слева, наклонился к своему монарху и что-то шепнул ему на ухо.
— И какое же отношение имеет ваш прибор к золоту, которым вы надеетесь выкупить своего товарища?
— С помощью этого прибора, — ответил Пониетс, опуская руку на центральную камеру и мягко поглаживая ее измятые бока, — железо, которое вы мне дадите, я могу обратить в золото самой высшей пробы. Это единственный, более того, уникальный прибор, который обратит железо, уродливое железо, ваше высочество, украшающее и ваше кресло, и стены этого здания, в тяжелое и сверкающее золото.
