— Яхта могла перевернуться, — сказала Таня.
— Могла, — согласилась Панна. — Странный он все-таки…
— Хватит о нем. Скажи, Панна, что ты будешь у нас делать?
— Работать.
Таня рассмеялась:
— Работать?
— Думаешь, не смогу? Начиная с седьмого класса, я каждое лето с папой работала в экспедициях. Потом…
Панна махнула рукой.
— Потом ты влюбилась в первокурсника Щербакова, а он любил другую. Почему он бросил университет?
— Из-за Ани.
— Ты еще любишь его?
— Да. — Панна посмотрела в глаза подруге.
Они сидели у окна. Дождь барабанил по стеклу.
— Хорошо у тебя, Таня. Когда ты рядом со мной — на душе спокойно.
— Рутковская потянула Щербакова в «светское общество», ты потянулась за ним… И пошла «голубая» жизнь.
— Так на глазах гибнут лучшие люди…
— Не остри. Тебе не так уж весело, как ты хочешь показать.
— Совсем не весело. Знаешь, Аню арестовали.
— К этому она шла.
— Ладно, — Панна встрепенулась. — Переживется. Я до начала занятий поработаю в новой экспедиции на Курильских островах. Папа говорит, что будут переселять каланов. Едем выбирать новое место. Ты поедешь?
Таня удивленно подняла глаза:
— Я не в первый раз слышу об этом. Но зачем же переселять, когда опасность миновала?
— Не знаю, — ответила Панна. — Говорят, Аня отправляла за границу меха контрабандой.
— Где же она шкуры добывала?
Панна дожала плечами.
— Странно, — произнесла Таня.
Они молча направились в столовую.
Через два дня экспедиция уехала на Курильскую гряду. Таня осталась за директора заповедника. Григорий Лазаревич так и уехал, не дав ясного ответа дочери — готовить хозяйство к переселению или нет. «Почему бы нам не организовать второй заповедник», — уклончиво сказал он. В этом, конечно, был резон, но Таня чувствовала, что отец не все договаривает, и обиделась.
Экспедиционный траулер «Вулкан» покинул рейд острова Семи Ветров под вечер. Провожать вышли все островитяне.
После ужина Таня и Парыгин пошли гулять по острову. Спокойно и свободно билось огромное сердце океана. Тане всегда казалось, что в глухом шуме волн есть какойто тайный смысл, понятный только ей одной. Она думала о своем, а океан подпевал ей в унисон свои старые-старые песни. Он был ее другом и советчиком, она часами могла разговаривать с ним, и это никогда не надоедало ей.
— Океан поет, — нарушил молчание Парыгин.
— Поет, — прошептала она.
— И каждый по-своему понимает его песни…
«Мы были вдвоем — я и океан, океан и я, всегда вдвоем, думала Таня, плотнее прижимаясь к своему спутнику. — Теперь нас трое. Трое….» И океан вторил ей: «Трое… Трое… Трое»… Луна ныряла в облаках. Таня посмотрела на океан. «Да… Волны были другие». «Нет, — отвечали они, — ты стала другая, ты другая». Таня глубоко вздохнула и тихо засмеялась.
— Максим…
Он обнял ее.
…Ночь. Таня лежала с открытыми глазами, и сердцем, и телом ощущая тепло человека, который стал для нее вдруг родным и близким. Он все еще обнимал ее, и ей хотелось, чтобы это длилось бесконечно.
Ветер кидает в окно пригоршни дождя. Шумит океан. Соленые брызги летят на берег… Сонное бормотание каланов… Все это там, в ночи, а здесь, рядом, — его теплое дыхание, его сильные руки.
«Я счастлива», — улыбнулась Таня, засыпая.
Глава тринадцатая «ВЫ ЧТО, РАЗЫГРЫВАЕТЕ МЕНЯ?»
Ждать… Есть ли занятие еще более тягостное? Вот уже третий час Щербаков слонялся в морском порту. Разговор с цветочницей. Чтение еженедельника «Футбол». Кружка пива, в обществе усатых грузчиков. Чистка туфель в будке, где пахло кожей, ваксой и керосином… Щербаков не знал, чем еще заняться…
Наконец пришел теплоход «Азия».
Щербаков, охваченный тревогой, быстро поднялся на корабль. Пятнадцатая каюта. Колотилось сердце. Мимо проходили пассажиры. Он три раза стукнул в дверь. Она тотчас же отворилась. Щербаков сделал шаг назад, кого-то задел, но не догадался извиниться. Пассажир чертыхнулся и прошел мимо.
У дверей каюты звонко смеялась яркая блондинка.
— Вы ко мне? — спросила она, отступая в глубь каюты. Щербаков последовал за ней и увидел чемоданы.
— Очевидно… Вот, возьмите.
Она долго и внимательно читала записку Рутковской. Потом блондинка в упор посмотрела на Щербакова. Подозревает в чем-то? Он никак не ожидал встретить женщину и не знал, что делать. У него был простой план: нарочного вместе с чемоданом доставить в пикет милиции на морском вокзале. Но вести женщину?..
— От кого посылку ждете? — спросила она.
— Вы что, разыгрываете меня? — грубовато сказал он. — От кого же может быть, как не от брата Ани? Мне надоело таскать чертовы посылки.
Женщина показала на чемоданы и засмеялась.
— Одобряю, — сказала она.
— Что одобряете?
— Аня нашла хорошую замену, — усмехнулась она, еще раз окинув Щербакова оценивающим взглядом.
«Пташка из той же породы, что и Рутковская», — равозлился Щербаков.
Спустившись с трапа, Щербаков направился не к выходу в город, а к служебным помещениям.
— Вы куда? — забеспокоилась блондинка.
— Так надо, — не оборачиваясь, ответил Щербаков. В комнате, куда они вошли, никого не было. На столе с телефоном стоял графин с водой.
— Куда вы меня привели?
— Все в порядке. Теперь все в порядке, — ответил Щербаков.
Дверь во внутренние комнаты была приоткрыта. Оттуда доносились приглушенные голоса. Потом дверь раскрылась настежь. Вошел старшина милиции. Блондинка удивленно посмотрела на него.
— Что вам угодно, товарищи? Почему вы вошли через служебный вход?
— Арестуйте эту гражданку, товарищ старшина.
Лицо блондинки дрогнуло. Она потянулась было к двери, но не сдвинулась с места.
— За что же мы должны арестовать ее?
— Она занимается контрабандой. Провозит шкуры каланов для одной особы, которая уже арестована.
— Ничего не понимаю.
— И не надо понимать, старшина, — очень спокойно сказала блондинка. — Этого гражданина я совсем не знаю. Я задержалась на корабле. Вышла на вокзал и заблудилась. Я первый раз в городе. Ну и пошла за этим гражданином. Вот мой чемодан. Я могу перечислить все вещи.
— А это ваш чемодан, молодой человек?
— Оба чемодана принадлежат ей; в одном из них — шкуры каланов, — Щербаков вытер пот со лба. — Я же вам объяснил…
— Нализался и плетет какую-то чушь, — перебила она его.
Старшина подошел к Щербакову.
— А ну дыхни.
«Вот попал в историю! Почему же полковник никого ке прислал?» — подумал Щербаков.