– И что, – толстяк облизал внезапно пересохшие губы, – ты можешь… э… узнать, кто был, например, мой папа? И… чем занималась в постели моя шлюха-прабабушка?
– Твой папа, дядюшка, был сетевой аферист, – пожал плечами Дан. – Правда, очень ловкий, ни разу не попался. И с мамой твоей он познакомился в сети. Сначала они играли там в брутальный секс, а потом твой папа уговорил твою маму встретиться. Но она оказалась совсем не такой, какой хотела казаться, и твоего папу постигло разочарование. Тогда он ее изнасиловал и убежал. А чем занималась в постели твоя прабабка, я не только знаю, но и… Видишь ли, дядюшка… как бы тебе это объяснить… я даже участвовал в ее развлечениях… Не беспокойся, только в пассивном качестве.
– Ты… повтори, что ты делал? – Челюсть у толстяка съехала набок, и глаза нервно забегали по комнате. Еще бы – мальчик простодушно признался, что был любовником старой мегеры-прабабки, жившей сто лет назад! Да еще в пассивном качестве!! Самый брутальный сетевой секс побледнеет перед таким признанием.
– Дядюшка, ты только не волнуйся. Я всего лишь присутствовал в ее сознании, даже не в самом сознании, а рядышком. Но я подключился к ее системе рецепции, то есть физических ощущений, и… в общем было не так уж плохо, учитывая, что я могу быть только пассивной, наблюдающей стороной.
– М-да, – огорошенно сказал толстяк. – Талант. У тебя просто чудовищное воображение, Дан. Заниматься сексом с фантомами, живущими в памяти… – Он удрученно покачал головой.
– Дядюшка, ты ничегошеньки не понял. Это были не фантомы, а настоящие, живые люди. Память – это дорога в прошлое. Не в иллюзорное, а самое что ни на есть натуральное. Дядюшка, я открыл дороги времени. Я могу путешествовать во времени. Об этом мечтали раньше все кому не лень, но только я обнаружил принцип. Не нужна никакая машина времени. Личная память каждого человека – это дверь в то время, когда он жил. Понимаешь, дядюшка?
Камил достал из кармана большой платок и протер им свои взмокшие залысины.
– Да, кажется, понимаю, – с несчастным видом произнес он, и в дрогнувшем голосе его ясно послышалась просьба о пощаде. – А кого все-таки ты хочешь убить? Мою прабабку?
Дан кисло сморщился и махнул рукой.
– Да зачем мне ее убивать. Она здесь вообще ни при чем… Дядюшка, я тебя совсем заболтал, а мне работать надо. Ты иди, ладно? Только не забудь, о чем я тебя просил.
– Ладно, ладно, племянничек, ломай свои железки на здоровье, – бормотнул толстяк, забирая поднос с посудой и со вздохом облегчения покидая логово не в меру резвого вундеркинда.
Исполнить просьбу мальчика для него не составляло труда. Это можно было проделать сегодня же. В Центре повсюду были натыканы умные «глаза», с помощью которых Камил надзирал за смешным муравейником игрушечной власти. Кроме того, иногда он бывал там самолично, выполняя кое-какие требования хозяина, вроде доставки на дом его божественной супруги. Появлялся он там под разными личинами, но чаще всего – изображая симулакрума, специалиста по ремонту роботов. Подделать индивидуальную карточку сима не составляло труда, а имитировать придурковатое поведение фантома было сущим удовольствием. Но копаться в тамошней сети на виду у всех – занятие проблематичное. Могут поинтересоваться личностью. Поэтому лучше воду не мутить и на дело идти ночью, когда смешное заведение совершенно вымирает.
Толстяк ушел на кухню и занялся завтраком для хозяина. Вскоре туда же явилась заспанная, неумытая, полуголая, как обычно, Фейри и потребовала заправки. Камил навалил ей в тарелку гору синтетической каши со вкусом сгущенного молока. Пока она ела, мыча от удовольствия и часто облизывая губы, он смотрел на нее, а перед глазами рисовалась стерва-прабабушка, раскинувшаяся на широкой кровати в ожидании победителя секс-марафона и сладко чмокающая во сне губами. Картина была возмутительной и волнующей до безобразия. Когда Фейри покончила с кашей, напоследок облизав измазанные пальцы, толстяк услышал внутри явственный и требовательный сигнал к атаке.
Девичье тело было податливо и не сопротивлялось укладыванию животом на стол. Камил вдавил короткие пальцы в голые бока девушки и, порывисто дергая задом, мстительно приговаривал: «Вот же тебе! Вот же тебе, старая перечница!»
После чего ему пришлось потратить четверть часа на укрощение оскорбленной Фейри. Уткнув руки в боки, скрежеща зубами, она напирала на толстяка увесистой грудью и яростно вопрошала, кого это он назвал «старой перечницей» и знает ли, чем отвечают приличные девушки на такое поношение? Выцарапыванием бесстыжих глаз, вот чем! И если он не захочет тотчас принести извинения…
Толстяк захотел и тотчас принес. Когда в женщине уязвляют женщину, ее уже не запугать субординацией и не приструнить никакими обещаниями изгнания в табула расу.
Гордая разгневанная фурия, приняв извинения, немного остыла, упала на стул и залилась слезами. Сквозь всхлипывания Камил разобрал горькие слова о том, что он ее не любит и ей лучше уйти, потому что, чувствуя себя одинокой и брошенной, она непременно провалит операцию. Толстяк гладил ее по голове, уговаривал, разубеждал, обещал, и за этим занятием незаметно протекло еще полчаса. Наконец чувства девушки были приведены в равновесие, слезы утерты, спецмиссия спасена. Камил проводил Фейри в ее комнату и сказал, что, если хочет, она может взять в ангаре машину и поразвлечься в городе. Только к вечеру обязательно вернуться.
Время приближалось к десяти утра, а хозяин все еще не подавал признаков жизни. Это было странно, потому что Морл никогда не изменял многолетним привычкам. Хозяин любил устоявшийся порядок и не терпел, когда что-то начинало идти не своим чередом. Он видел в этом проявление суеты, которую ненавидел так, как ненавидит упокоившийся мертвец гулянье на своей могиле.
Вот для таких именно случаев, когда неясен дальнейший ход событий, а неизвестность начинает беспокоить и угрожать, толстяк и холил своего многоглазого монстра, растекшегося по всему дому и затаившегося, чтобы оживать в нужные моменты.
Танцуя пальцами на кнопочках хэнди, Камил поочередно включал камеры слежения в той части дома, где обитал слепой. Но ни в одной из комнат хозяина не обнаружилось, хотя постель была смята. Потом прошелся по всем остальным помещениям с тем же успехом. Затем, немного поразмыслив, так же дистантно обследовал ангар и удивленно присвистнул. «Тарелка» Морла отсутствовала.
Странность ситуации росла как на дрожжах. Хозяин поднялся раньше обычного. Хозяин не пожелал тревожить слугу и дожидаться завтрака. Наконец, хозяин покинул дом, чего обычно избегал, а если и уходил, то только в определенные дни и только ночью.
