— Подождите меня, никто сюда не придёт. Ну а если… Оружия у вас нет, конечно. — Она сдвинула какую-то планку под брюхом стола и достала ручную гранату и небольшой плоский браунинг. — Не игрушка, не смейтесь. Отличный и точный бой. Особенно на близком расстоянии.
И ушла. Я взял браунинг, Мартин — гранату.
— Это мать Ирины, — сказал я.
— Час от часу не легче. Откуда она взялась?
— Говорит, Этьен её выдумал. Была с ним в Сопротивлении во время войны.
— Ещё один оборотень, — сказал Мартин и сплюнул. — Всех бы их этой гранатой. — Он хлопнул себя по карману.
— Не горячись. Их же людьми сделали. Люди, а не куклы. Сэнд-Сити не повторяется.
— «Люди»! — зло передразнил Мартин. — Они знают, что повторяют чью-то жизнь, даже будущее знают… тех, чью жизнь повторяют. Ты «Дракулу» видел? Фильм такой есть о вампирах. Днём мёртвые, ночью живые. От зари до зари. Вот тебе и люди. Боюсь, что после такой ночки смирительную рубашку наденут. Если, конечно, здесь не пристукнут. Интересно, что тогда скажут газетчики? Убиты гостями из прошлого господина Ланге. Призраки с автоматами. Или как?..
— Не гуди, — оборвал я его, — а то услышат. Пока все ещё не так плохо. У нас уже оружие есть. Поживём — увидим, как говорят по-русски.
Вошла Ирина. Я не узнал её имени и мысленно по-прежнему называл Ириной.
— Нести сюда выпивку неудобно, — сказала она, — обратят внимание. Пойдёмте в бар. Там все пьяны, и ещё два гостя — не событие. Бармен предупреждён. Только пусть американец молчит, а на все вопросы отвечает по-французски: «Болит горло — говорить не могу». Вас как зовут? Мартин. Повторите, Мартин: «Болит горло — говорить не могу».
Мартин повторил несколько раз. Она поправила:
— Вот так. Теперь сойдёт. Полчаса верных вам ничто не грозит. Через полчаса появится Ланге с минёром и автоматчиками. Из бара ведёт внутренняя лестница в верхнюю комнату, где играет в бридж генерал Бер. Под столом у него мина с часовым механизмом: через сорок пять минут здание взлетит на воздух.
— Мать честная! — воскликнул я по-русски. — Тогда надо тикать.
— Не взлетит, — грустно улыбнулась она. — Этьен обо всём доложил Ланге. Меня схватят наверху у Бера, минёр обезвредит мину, а Ланге получит штурмбанфюрера. Вы подождёте минуты две после его прихода и спокойно уйдёте.
Я открыл рот и опять закрыл. Такой разговор мог происходить только в психиатрической клинике. Но она ещё продолжила:
— Не удивляйтесь. Этьен не был при этом, но Ланге все помнит. Он облазил все углы и допросил всех Гостей. У него отличная память. Всё было именно так, как вы увидите.
Мы пошли за ней молча, стараясь не смотреть друг на друга и ничего не осмысливать. Смысла во всём этом не было.
В первой комнате играли в карты. Здесь пахло пеплом и табаком и стоял такой дым, что, даже всматриваясь, нельзя было ничего рассмотреть. Дым то густел, то рассеивался, но даже в просветах все казалось странно изменчивым, теряло форму, текло, сжималось, словно очертания этого мира не подчинялись законам Евклидовой геометрии. То вытягивалась длинная, как лыжа, рука с картами промеж пальцев, и хриплые голоса перекликались: «Пять и ещё пять… пас… откроем…»; то её срезал поднос с балансирующей коньячной бутылкой, и на растянутой этикетке, как в телевизоре, вдруг проступало чьё-то лицо с подстриженными усами, то лицо превращалось в плакат с кричащими буквами: «ФЕРБОТЕН… ФЕРБОТЕН… ФЕРБОТЕН»; то на плакат наплывали серые головы без лиц и чей-то голос повторял в дыму: «Тридцать минут… тридцать минут». Шелестели карты, как листья на ветру. Тускнел свет. Дым ел глаза.
— Ирина! — позвал я.
Она обернулась:
— Я не Ирина.
— Всё равно. Что это? Комната смеха?
— Не понимаю.
— Помнишь комнату смеха в московском парке культуры? Искажающие зеркала.
— Нет, — улыбнулась она. — Просто точно никто не помнит обстановку. Детали. Этьен пытается представить себе. У Ланге просто мелькают бессвязные видения, он не раздумывает о деталях.
Я опять ничего не понял. Вернее, понял что-то не до конца.
— Как во сне, — недоумевал Мартин.
— Работают ячейки памяти двух человек. — Я пытался всё же найти объяснение. — Представления материализуются, сталкиваются, подавляют друг друга.
— Муть, — сказал он.
Мы вошли в бар. Он находился за аркой, отделённой от зала висячей бамбуковой занавеской. Немецкие офицеры мрачно пили у стойки. Стульев не было. На длинном диване у стены целовались парочки. Я подумал, что Ланге, должно быть, хорошо запомнилась эта картина. Но никто из её персонажей даже не взглянул на нас. Ирина что-то шепнула бармену и скрылась в проёме стены, откуда вела каменная лестница наверх. Бармен молча поставил перед нами два бокала с коньяком и отошёл. Мартин попробовал.
— Настоящий, — сказал он и облизнулся.
— Тссс… — прошипел я, — ты не американец, а француз.
— Болит горло — не могу говорить, — тотчас же повторил он заученную фразу и лукаво подмигнул.
Впрочем, к нам никто не прислушивался. Я взглянул на часы: до появления Ланге оставалось пятнадцать минут. У меня вдруг мелькнула идея: если Ланге, скажем, не дойдёт до верхней комнаты, а минёр не обезвредит мины, то генерал Бер и его камарилья в положенное время аккуратно взлетят по частям в ближайшее воздушное пространство. Интересно! Ланге прибудет с автоматчиком и минёром. Минёр, наверное, без оружия, автоматчика они оставят в проёме стены у лестницы. Есть шанс.
Я шёпотом изложил свои соображения Мартину. Он кивнул. Риск вмешательства офицеров из бара был невелик — они еле держались на ногах. Некоторые уже храпели на диване. Целующиеся парочки куда-то исчезли. Словом, обстановка складывалась благоприятно.
Ещё десять минут прошло. Ещё минута, две, три. Оставались считанные секунды. Тут и появился Ланге, не тот Ланге, с которым мы уже познакомились, а Ланге из предшествовавшего времени, ещё не штурмбанфюрер. Если он вспоминал этот эпизод, то мы в нём не участвовали и нам, следовательно, ничто не грозило. Действия его были запрограммированы памятью: скорее добраться до мины и предотвратить катастрофу. Он шёл в сопровождении немолодого солдата в очках и мальчишки-гестаповца с автоматом. Шёл быстро, не задерживаясь, оглядел колючим взглядом дремлющих за коньяком офицеров и поспешил с минёром наверх — они очень торопились. Автоматчик, как мы и предполагали, стал внизу у лестницы. В ту же секунду Мартин шагнул к нему и, не размахиваясь, прямым ударом в переносицу сшиб его с ног. Тот даже не успел уронить автомат: Мартин подхватил его на лету. А я с браунингом в руке уже бежал по лестнице наверх, навстречу оглянувшемуся Ланге. «Ложись, Юри!» — крикнул сзади Мартин. Я плюхнулся на ступеньки, автоматная очередь прошла надо мной и срезала обоих — и Ланге, и минёра. Всё это произошло в какие-то доли секунды. Из бара даже никто не выглянул.
