Грешно, кто берется за вопросы и советы, тогда как все в этих делах лживо, тщетно и суеверно, и тем наносит ущерб нашей религии и вносит смущение в мир...
В величайшем смятении настоятель царапал грудь свою ногтями и стонал. Бофранк все так же сидел под столом; он проник в келью с единой целью проведать, нет ли там Деревянного Колокола. Он не знал, как выглядит сей священный предмет, но полагал, что сумеет распознать его. Однако ничего даже отдаленно похожего в келье не обнаруживалось: здесь не было ничего, кроме книг и свитков. Вероятнее всего, Колокол забрал с собою Клааке, и находился он, таким образом, в междумирье. Это знание никак не обрадовало Бофранка, в то же время он сообразил, что начертанные на стене квадраты суть не что иное, как пресловутая дыра из сего мира в междумирье, посредством каковой и переправляется туда-обратно Шарден Клааке.
Настоятель все бормотал и истязал себя, после чего повалился в изнеможении на тюфяк и тотчас уснул. Бофранк выждал немного, выбрался из своего убежища и, еще раз осмотрев со всем тщанием келью, выскользнул в коридор.
Он довольно скрупулезно осмотрел все закоулки его, но не обнаружил никаких выходов, кроме того, через который путники попали сюда. Внезапно Бофранк ощутил, что с ним происходит нечто необычное - то пропадал на мгновение обретенный дар зрения в темноте, то лапы сводило странной судорогой. Из этого субкомиссар сделал вывод, что время обращения назад в человека уже совсем скоро, и припустил обратно к месту заточения.
Пробежав мимо монаха-стражника, который по-прежнему спал, Бофранк почувствовал, что обращение вот-вот произойдет. И только тут его осенило, что человек может сделать многое, чего не сделать слабому коту. Остановившись возле самой двери, он зажмурил глаза, а когда открыл их, то увидел себя уже в образе человеческом. Сразу же стало холодно - нет нужды говорить, что Бофранк был абсолютно наг. Дрожа от холода и волнения, субкомиссар вернулся к месту, где почивал монах. Упрекнуть стража в нерадивости было трудно - надежно запертые, пленники никак не могли выбраться наружу... Увидав на столе глиняный кувшин с питьем, Бофранк поднял его и со всей возможной силой обрушил на голову спящего.
Удар, противу ожиданий, оказался не столь уж громким. Глиняные обломки полетели в стороны, хлынула вода, и Бофранк еле-еле успел подхватить падающую алебарду, которая, несомненно, наделала бы грохоту. Монах же лишь осел на своем сиденье, вырубленном прямо в камне коридора.
Связавши руки и ноги поверженного стража вервием, коим тот был подпоясан, Бофранк заткнул монаху рот куском его же сутаны. Ключи лежали близ; подхватив их и сняв со стены факел, Бофранк поспешил к дверям узилища и, отворяя замок, услышал, как его спутники в волнении переговариваются:
- ...Неужто его умыкнули на допрос или расправу?
- Светите, светите, хире Альгиус... не может быть, чтобы его тут не было...
- Я здесь, друзья, - сказал Бофранк, входя. - Поторопитесь! Я сумел открыть дверь, но нам нужно выбраться наружу из подземелий.
- Но как вам удалось, хире Бофранк?! И почему на вас нет одежды?! воскликнул в изумлении юный Фолькон. Бофранк не отвечал, поспешно облачаясь в свое разбросанное на полу платье; нашел он и фигурку кошки, которая лежала здесь же, ничуть не изменившись. Времени думать о том, дурно его деяние или же нет, от бога оно или от дьявола (что вероятнее), не было.
- Ведомы ли вам здешние ходы, брассе Эмон? - спросил Альгиус.
- Ведомы. Их, конечно же, охраняют, но я поведу вас туда, где охраны будет менее всего.
Выйдя в коридор первым, Бофранк огляделся и прислушался. Вокруг царила тишина; тревоги никто не поднял, на что субкомиссар, собственно, и надеялся. Брассе Эмон делал знаки, приглашая остальных идти вслед за ним далее по коридору. Миновав несколько запертых дверей, они остановились перед круглой дырою в полу, куда вела грубая деревянная лестница. - Сей путь выведет нас к морю с иной стороны утеса, - сказал монах, указывая рукою вниз. - Если там и есть стражники, то один или два. Обычно этим путем ходят желающие рыбачить; там есть небольшая гавань, а в ней - рыбацкие лодки.
Большей удачи никто не мог ожидать. Первым в дыру с факелом в руке полез субкомиссар, который до сих пор не мог успокоиться от неожиданного своего геройства. Лестница качалась и поскрипывала под ногами, угрожая рассыпаться, но следующий за Бофранком монах успокоил его, сказав, что сие дерево куда крепче железа.
Короткий коридорчик вывел их к очередной запертой двери, подле которой стоял монах и выглядывал в прорезанное наружу оконце. Он не успел ничего сказать, как Оггле Свонк - кто бы мог ожидать от него такой прыти! - тут же вонзил в брюхо монаха свой книфе. Альгиус тем временем зажал умирающему рот рукою, и монах умер безмолвно. Юный Фолькон взирал на происходящее с некоторым ужасом, брассе Эмон же заметил с сожалением:
- Имя ему было брассе Диогенис. Не худший человек из всех, коих я знал.
Отворив дверь, закрытую на простой засов, они вышли наружу, где стояло не то раннее утро, не то поздний вечер. В сумерках неотчетливо просматривалась тропинка, круто спускавшаяся вниз, к полукруглой гавани, с краю которой привязаны были несколько лодок разной величины.
Было решено взять среднюю, в коей без труда поместились все пятеро. В небольшом бочонке имелся запас воды, а хранившиеся тут же сети позволяли надеяться на некоторую добычу в пути. На весла сели Оггле Свонк, монах, Альгиус и юный Фолькон, Бофранк же оказался за рулевого.
С тем и отбыли.
Умилостивить господа - дело не последнее, когда отправляетесь вы в странствие. А коли не сделали, не пеняйте.
Адольф Сезейн
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,
в которой описывается нелегкое путешествие беглецов по бурному морю,
закончившееся довольно трагично
Паруса на лодке не было - монахи, по словам брассе Эмона, рыбачили недалеко от берега и довольствовались веслами. Не было парусов и на иных лодках, так что погоня, коли таковая случится, находилась бы в тех же условиях, что и беглецы; если же учесть, что их исчезновения никто не заметил, разыскать одинокую лодку в открытом море не представлялось никакой возможности.
Остров все уменьшался, благо гребцы старались изо всех сил. Светало стало быть, побег состоялся под утро. Море выглядело спокойным, но Бофранк с тревогою думал, что случится, коли погода переменится.
Направление по солнцу определял Альгиус. Он поведал, что коли остров остался к югу, то им следует плыть на север, тогда никак не миновать земли. Сколько мог занять переход, составлявший для большого корабля день, никто не знал, да об этом и не думали. Воду решено было расходовать с великим бережением, но жажды покамест никто и не испытывал.