— И все вдруг снова здесь, — сказал я про себя. — Не только кавалерия Соединенных Штатов, но и золотистые девушки. Столько везения в один день у меня не было с тех пор, как…
Я остановился, так как мне не припомнилось ни одного примера. Но то, что я пытался шутить, было хорошим признаком.
Все, кажется, было в порядке. Лесные жители проделали отличную работу.
Эва смотрела на меня со смесью растерянности и веселья. Выражения лица девочки я определить не мог.
— С Майклом все в порядке? — спросил я.
Эва кивнула.
Данель покинул брата с сестрой и подошел ко мне. Я поднял в шутливом салюте руку, но сделал это вполне серьезно.
— Большое, большое спасибо, — сказал я. — Вы стреляли классно.
Он помедлил и кивнул. Мне кажется, это было ответом скорее на мое приветствие, чем на мои слова.
— Ты уверен, что с тобой снова все в порядке? — спросила Эва.
— Совершенно уверен. Только я голоден, очень-очень голоден. Кроме того, мне нужен укол, но их у нас нет. Я удовольствуюсь едой.
— Нужно минутку подождать. — Эва встала и пошла прочь. Через несколько шагов она обернулась и сообщила: — Там кто-то хочет с нами поговорить.
— Не Макс?
— Похитительница, — пояснила Эва.
— Пусть подождет! Мы примем ее после главного блюда и ни минутой раньше. — В действительности же все во мне жаждало поговорить с кем-то, кто, вероятно, мог дать объяснение всей этой печальной неразберихе; но протокол должен быть соблюден.
Я опять направил свое внимание на Данеля и девочку. Так как я знал, что никто их них не понимал ни слова из того, что я говорил, то я не особенно обращал внимание на свою речь. Мы втроем сидели рядом, пока не вернулась Эва. Ничего не произошло, и все-таки мне показалось, что это не было потерянным временем. Это что-то означало, что мы сидели вместе. Данель не мог быть благодарен мне за спасение брата и сестры больше, чем я ему за свое спасение. И для того, что мы ощущали, слова были не нужны.
Как я и потребовал, женщина появилась сразу же после главного блюда. Данель ушел, но девочка осталась. Она не проявила никакой реакции на приход женщины. Между ними не было видно ни следа враждебности. С теорией о киднэппинге это как-то не согласовывалось.
— Ваше имя Грейнджер, — сказала она.
— Верно.
— Вы здесь представляете Титуса Чарлота?
— Это она. — Я указал на Эву. — Я только служащий.
Женщина не почувствовала шпильки. Да этого и нельзя было от нее ожидать.
— Вы не беспокойтесь, — успокоил я ее. — Думаю, нет никакой необходимости доставлять вас снова на Нью Александрию, если вы не хотите. Мы должны взять только девочку. Пожалуйста, объясните нам все. Не для Титуса Чарлота. Для меня.
— Что вы знаете о колонии? — спросила она.
— Ничего.
— Элина вас знает.
— Да, я однажды посадил ее в автомобиль на воздушной подушке. Она, кажется, попала тогда в трудное положение. Я боялся, что мне не удастся ее выручить. Ее схватили полицейские.
Она холодно и изучающе посмотрела на меня. Полагаю, ее отталкивало мое поведение. Очевидно, она знала об этом деле намного больше меня, а о моей персоне вообще ничего не знала.
— Послушайте, я хочу сказать вам откровенно, что мне нужно, попытался я снова. — Если Эва рассказала вам что-то другое, это ее дело. Я работаю у Чарлота. Но с колонией я не имею никаких дел и ничего об этом не знаю. Только ради точности: я не ценю ни Чарлота, ни его методы, но это сейчас неважно. Он сообщил мне, что вы подкупили Тайлера и увезли девушку. Он не знал, по какой причине. Он сказал, что вы не мать девушки, и поэтому может быть возбуждено дело по обвинению в похищении ребенка. Я послан сюда, чтобы вернуть девочку, и я намерен это сделать, если вы не назовете мне несколько очень хороших контраргументов, которые подтвердит девочка. Мне нет никакого дела до того, чтобы заставить вас предстать перед судом или что там еще намерен в отношении вас сделать Чарлот. Вы можете остаться, если, конечно, сможете договориться с людьми «Зодиака». О'кэй?
— Элина может вернуться, — спокойно ответила она. — Мы уже готовы. Я взяла ее не против ее воли. Она знала, что я делаю и почему делаю.
— Она поняла? — спросила Эва. — Она же еще ребенок.
— Значение того, что я сделала, она понять не могла, — согласилась женщина. — Верно, она еще ребенок. Но она еще и индрис. Она это знала.
— Хорошо, — вмешался я. — Мы принимаем это. Расскажите нам всю историю.
Она сделала это, и история была следующей:
Все люди, завербованные в колонию, были добровольцами из района, занятого людьми «Зодиака». Нью-александрийцы хотели знать, что они могут показать нам, а мы хотели знать, что могут показать нам они. Мне кажется, большинство из нас намеревались вернуться, не думая, что проведенные на Нью Александрии годы принесут какую-либо пользу. Так оно и получилось. Мы вряд ли могли чему-то научиться от нью-александрийцев, чему бы мы уже давно не научились от людей «Зодиака». В принципе, мы поняли только, что вы не можете нас понять.
Мы непонятны вам, но вы нам понятны. У нас совсем нет понятия чуждости. Мы не можем себе представить разделительной линии между личностями или вещами.
Мы очень легко приспосабливаемся. Некоторые из нас переняли от вас человеческую сущность. Мы не можем стать людьми в собственных глазах или друг для друга, но в ваших глазах мы можем быть почти людьми. Вы можете нам доверять. Вы можете мотивировать наше поведение. Вы можете дать нам свое «я». Вы можете дать нам все, что имеете и насколько можете понять нас. Но вы не можете понять, что мы такое в нашем собственном языке и для нас самих. Вы можете объясняться только с человеческими свойствами в нас, которые вы же нам и дали. Вы не понимаете наш язык, и не можете понять, что он означает, так как это совсем не то, что означает ваш язык.
Некоторые из нас как здесь, на Чао Фрии, так и в колонии на Нью Александрии, не могут выучить ваш язык, так как не хотят воспринимать человеческие свойства, без которых язык выучить невозможно. Это для нас единственная возможность. Нельзя переводить с одного языка на другой. А других средств к пониманию нет.
В анакаонском языке не может быть никакого обмана. Никакого недопонимания. Никакой философии. Никакой онтологии.
Колония на Нью Александрии — стеклянная клетка. Мы наблюдаем и мы под наблюдением. Выигрыш при этом очень мал. На ваших людей это действует так, что они под наблюдением еще больше стараются. Титус Чарлот никогда не сознается, что он чего-то не понимает, и не признается, что никогда не сможет понять. Он делает опыты. Конечно, мы кооперируемся.
