В руке старика откуда-то появились две купюры: пять и десять кредитов стандартной галактической наличностью.
— Неужто совсем не помните? А ведь этот эпизод изменил вашу жизнь.
— Нет, почему же, помню, — вздохнул Оскар. — Я потратил эти деньги… довольно глупо.
— Знаю, — улыбнулся старик. — Но это уже не имело значения. Программа была введена и отработала успешно… Нет, лучше с начала. Извините, но история эта довольно длинная. Так что лучше б вам расположиться поудобнее. А то — ну что это такое: я сижу, а вы стоите. Ни два, ни полтора.
Оскар сел на стул — и почувствовал, что не знает, куда девать руки. Чувство было непривычным и очень неприятным.
— Нервничаете, как есть нервничаете, — откомментировал старик. — Не контролируете ситуацию? Ничего страшного. На самом деле всё в вашей воле… Ну да будем последовательны. Итак, представлюсь. Я — вербовщик. Мне поручего сделать вам предложение. Которое вы можете принять или не принять. Если вы его не примете, мы простимся, и на этом всё закончится. Более вас никто не потревожит. Но сначала всё-таки послушайте… — старик сложил купюры вместе и стал их скручивать. — Начать придётся очень издалека, вы уж извините.
Седовласый прокашлялся.
— Вы, Оскар, человек начитанный и неглупый. Позвольте мне задать вам вопрос несколько теоретического свойства. Как вы думаете, почему в Галактике так и не обнаружены иные разумные расы, кроме человеческой?
— Банально, — уж на этот-то вопрос Оскар ответ знал. — Жизнь встречается в основном на землеподобных планетах, которых не так уж много. Развивается она обычно до уровня бактерий. Иногда — до чего-то вроде растительности. Животные и насекомые встречается редко, существа с развитым мозгом — ещё реже. Вероятность того, что в нашем углу отыщется ещё одна планета с разумной жизнью, крайне мала. Так что… — Оскар развёл руками.
— И вы совершенно правы, — старик успел скатать деньги в трубочку и теперь мял её пальцами, — совершенно правы. Так оно и есть. Ну а что, если расширить область нашего рассмотрения хотя бы до ближайших галактик? Неужели там, по-вашему, нет никаких братьев по разуму?
— Узнаем, когда доберёмся. Если у нас появится что-нибудь получше дейкстровского двигателя, — Оскар не понимал, куда клонится разговор, но опасности пока не чувствовал.
— А почему они, по-вашему, не прибыли к нам в гости? Ведь ежели рассуждать по теории вероятности, то должны же найтись какие-нибудь умники, нас опередившие в развитии?
— Значит, не нашлись, — Кралевский не нашёл лучшего ответа.
— Это вряд ли… — рассеянно заметил старик, скручивая трубочку в колечко, — но не смею более держать вас в неведении. Космос населён, причём самыми разнообразными расами. Человечество же занимает малую и довольно захолустную его часть.
Оскар уставился на старика с откровенным недоверием.
— Вы хотите сказать, что являетесь… этим, как его… нечеловеком? Нелюдем?
Седовласый издал короткий смешок.
— Помилуйте, как можно. Я-то как раз самый что ни на есть хомо. Как и все мы.
Кралевский среагировал на главное слово:
— Кто — «мы»?
— Власть, — спокойно ответил старик. — Хозяева Метагалактики. Вы удивлены? А между тем удивляться нечему. Вселенная управляется людьми… Хотите знать, почему? Ну так слушайте. Всё дело в устройстве разума. Не человеческого разума, а разума вообще. Разума как такового. Видите ли, ум разумного существа, каковой имеется у большинства космических рас, не понимает саму идею власти. В принципе не понимает.
— Это как же? — Кралевский заинтересовался.
— Потому что нормальное разумное сознание сугубо эгоистично. Разумное существо — оно обычно интересуется только собой и своими делами. В самом крайнем случае — делами своего потомства, да и то не очень-то… Власть же предполагает пристальный интерес к чужой жизни и чужим делам. К чужой, посторонней жизни огромного множества других существ. Интерес искренний, глубокий, вплоть до, извиняюсь, подглядывания, подслушивания, выслеживания… ну да вы сами знаете. Также необходимо умение и желание карать и миловать — неважно даже, во имя чего… Ну да мне ли вам объяснять, вы эту науку изучили практически… Причём, заметьте, власти нужно отдавать всего себя, а это противоречит фундаментальной эгоистической структуре разума. Всякое нормальное разумное существо очень далеко даже от самой идеи чем-то или кем-то управлять. Хотя оно вполне способно подчиняться. Если есть кому. На кнут и пряник все реагируют правильно, но сначала нужен кто-то с кнутом и пряником… Улавливаете ход мысли? Вижу, улавливаете. Вот и хорошо.
Старик пожевал губами, потом продолжил.
— И тем не менее, для развития любого общества власть необходима. Общество безвластное, анархическое… а таковыми в космосе до некоторого времени были абсолютно все общества… — так вот, такое общество не способно на сколько-нибудь значительное усилие, требующее жертв. Собирать грибы — пожалуйста. Размышлять о вечном тоже можно. А вот чтобы построить пирамиду — для этого нужны рабы. Чтобы построить звездолёт, нужны они же, только закабалённые более сложным экономическим способом. А для того, чтобы были рабы, необходимы поработители. Воины. Надсмотрщики с бичами. Начальники. Понимаете?
— Вы хотите сказать, поэтому к нам никто и не летает? Все собирают грибы? — решил уточнить Кралевский.
— Сейчас уже нет. Видите ли, четыре миллиона лет назад одна цивилизация эту проблему всё-таки решила. С тех пор, собственно, всё веселье и началось… Сейчас объясню, подождите. Видите ли, желание власти, как таковое — штука очень парадоксальная. Это нереализованный инстинкт хищника.
Оскар чуть приглушил свет.
— Если точнее — это инстинкт хищника, пробудившийся в нехищном существе. Ну представьте себе хомячка с мозгами кошки или куницы… Ему хочется выслеживать и нападать на всяких мелких пушистых тварей. На тех же соплеменных хомячков, кстати. Представляете? Лежать в засаде. Подкрадываться к добыче. Рвать на куски. Кушать, так сказать, тёплую хомячатинку. Но он всего этого не может. И ему приходится есть зёрнышки и листочки. Однако, к другим хомячкам он начинает относиться по-особому… Как к потенциальным жертвам, понимаете? Он не может их съесть, но может, скажем, их покусывать. Нападать на них — немотивированно, как бы ни за что… Следить за ними — как хищник выслеживает добычу… А всё потому, что ему хочется их кушать.
— Что такое хомячок? — поинтересовался на всякий случай Кралевский.
— Мелкий такой зверёк… Но давайте по сути. Так вот, у хищников разум появиться не может. В принципе не может. Разум — это свойство слабых, он развился из способности прятаться и спасаться. Так что для появления разума, одержимого жаждой власти, требуется исключительное стечение обстоятельств. И оно однажды склалось. На некоей планете эволюция вывернулась так, что там сосуществовали два близкородственных вида. Один разумный — и, разумеется, нехищный. Другой — хищный и неразумный. Различались они примерно как земные лошади и ослы. Они могли скрещиваться и давать потомство. Правда, потомство это уже было не способно к размножению. Как мулы. Мул, если непонятно — это помесь осла и кобылы… Соответственно, при таком скрещивании перемешивались и инстинкты. В большинстве случаев — бесполезно: потомство было либо неразумны, либо нехищно. Но в одном случае из тысячи получалось именно то, что надо. Волк в овечьей шкуре, так сказать. Разумное существо с хищными инстинктами. Существо, способное к господству. Дальнейшее понятно: их цивилизация стала быстро развиваться. Через четверть миллиона лет — ничтожный в общем-то срок по галактическим меркам — они уже вышли в большой космос. И выяснили, что иные расы, в том числе весьма древние, всё ещё собирают грибы. А что было бы, если осчастливить их нужным количеством господ? Или, другими словами, их подчинить? Заманчиво, да. Но властители были малочисленны: нужное сочетание хищных инстинктов и разума случалось раз из тысячи. Передать же свои качества потомству они не могли, поскольку были бесплодны. И они принялись за эксперименты. Проводились они, как вы, наверное, догадываетесь, на Земле… Да, у них всё получилось. Они вывели породу властителей, способных к размножению. То есть нас, людей. Расу господ, так сказать. На чём их собственная история и завершилась.
