Ознакомительная версия.
«Не поддавайтесь панике, — сказал Джемаз. — Не обращайте внимания».
Глиссам хрипло рассмеялся: «Я в холодном поту, у меня замирает дыхание и стучат зубы. Панике я не поддаюсь, но костры гаснут».
«Что ж, синяя магия полезна, но пора прибегнуть и к испытанной на практике магии пришлых, — решил Джерд Джемаз. — Кургеч, спроси-ка их: как им понравится лесной пожар?»
Настала зловещая тишина. Джемаз вынул из центрального костра пылающую головню и сделал шаг в сторону Аллубанского леса.
Напряжение лопнуло, как натянутая струна. Костры вдруг разгорелись. Эльво Глиссам больше не угадывал вокруг сидящих на корточках фигур. Чернильная тьма рассеялась — над степью снова мерцали звезды. Джемаз положил головню обратно в костер и, подбоченившись, повернулся к лесу в презрительно-безразличной позе, так часто раздражавшей Глиссама. Ветер, однако, не вернулся — выдалась исключительно тихая ночь. Не было никакой возможности отъехать подальше в успокоительные просторы сорайи.
«Жрецы в ярости и страхе, — заметил Кургеч. — Они могут попробовать что-нибудь попроще».
Джемаз встрепенулся и обратился к спутникам с неожиданной настойчивостью: «В лес! Там, по меньшей мере, мы не будем на виду».
Забравшись в развилки сучковатых деревьев, все трое притаились в непроглядной тьме под плотной завесой листвы. В двадцати метрах, там, где начиналась степь, в отблесках догоравших костров виднелся парусный йол. И снова — в который раз! — Эльво Глиссам подумал о том, что если ему повезет, и он вернется в далекий безопасный Оланж, ярких воспоминаний ему хватит на всю оставшуюся жизнь. Он сомневался, что когда-нибудь снова соблазнится перспективой странствий по бескрайней Пальге... Напряженно прислушиваясь, Глиссам не мог уловить ни звука. Он не видел ни Джемаза, ни Кургеча, устроившихся где-то неподалеку, по левую руку. Эльво печально усмехнулся. Вся эта ночная история казалась абсурдной, как дешевая мелодрама — до тех пор, пока он не вспоминал обступавший со всех сторон, гасивший костры, давивший на сердце чернильный страх.
Тянулось время. Неподвижно ждать в развилке ветвей становилось все неудобнее. Уже, наверное, было за полночь. Как долго Джемаз собирается сидеть на дереве? Не до утра же! Конечно же, минут через пять или десять либо Кургеч, либо Джемаз решат, наконец, что опасность миновала, и что настало время по-человечески отдохнуть.
Прошло десять, пятнадцать минут, полчаса. Эльво Глиссам глубоко вздохнул и решил осторожно позвать спутников, чтобы узнать, сколько еще они намерены играть в прятки с ветроходскими жрецами. Он уже открыл рот, но сдержался. Джерд Джемаз мог не одобрить такое поведение. Джемаз не предупреждал о необходимости соблюдать тишину, но в сложившихся обстоятельствах молчание могло рассматриваться как само собой разумеющееся условие. В связи с чем лучше всего было придержать язык. Вне всякого сомнения, Кургечу и Джемазу тоже было неудобно сидеть на ветках. А если они считали нужным терпеть такое неудобство, то почему бы его не мог или не хотел терпеть Эльво Глиссам? Для того, чтобы размять онемевшие ноги, Глиссам осторожно подтянулся, встал на развилку дерева обеими ступнями и начал было распрямляться, но стукнулся теменем о толстый сук и, неуклюже отпрянув, оцарапал щеку еще обо что-то. Прислонившись спиной к стволу в полусогнутом положении, Эльво разглядел среди листвы, на фоне проблесков звезд, безошибочно узнаваемый силуэт скрепленного проволокой скелета. Щеку ему поцарапал острый конец проволоки, обвязывавшей кости правой ступни мертвеца. Ступня, лишенная большого пальца, продолжала бесшумно качаться, почти прикасаясь к лицу. Эльво Глиссам поспешно вернулся в первоначальное сидячее положение.
Послышался шорох. Вернулась тишина. Потом — глухой стук, сопение, какая-то возня в сухих опавших листьях. Эльво Глиссам спрыгнул на землю. Джемаз и Кургеч уже стояли под деревом, глядя на распростертое человеческое тело. Глиссам хотел было задать вопрос, но Джемаз приложил палец к губам... Ни звука. Прошла минута. Тело, лежавшее под ногами, начало подавать признаки жизни. Джемаз и Кургеч подняли лежавшего и потащили к парусному йолу. Эльво последовал за ними, предварительно подобрав оставшийся на земле длинный металлический предмет. Предмет этот оказался длинноствольным ветроходским ружьем. Джемаз и Кургеч положили — по сути дела уронили — свою ношу рядом с еще не погасшим костром. Эльво не сдержал возглас удивления: «Моффамед!»
Моффамед уставился в огонь глазами неподвижными, как полированные камни. Кургеч связал ему щиколотки и кисти — жрец не сопротивлялся, даже не пытался уклониться. Кургеч и Джемаз закинули его на палубу йола, как мешок с картошкой.
Джемаз поднял парус, на этот раз надувшийся холодным ночным бризом. Эльво Глиссам не заметил, когда именно кончился штиль. Иол покатился в открытую степь, на юго-восток. Священный Аллубанский лес скрылся во мраке за кормой.
Рассвет наводнил сорайю бледно-розовым светом. Края облаков на юге и на западе горели алым и розовым огнем; Метуэн поднимался по небосклону.
Йол остановился у оазиса, окруженного перистой алуанской акацией — путники решили позавтракать. Моффамед еще не произнес ни слова.
На заброшенных участках у пруда дико росли фруктовые деревья и ягодные кусты. Истрепанные ветром остатки старых отворотов явно уже не действовали, и Эльво, захватив корзину, отправился искать спелые плоды.
Когда он вернулся, Кургеч сосредоточенно занимался изготовлением необычного устройства. Из прутьев акации, перевязав их концы по углам бечевкой, он соорудил кубическую раму со стороной примерно полметра. Разрезав на куски старое покрывало, он натянул их на раму — получилось нечто вроде матерчатой коробки. С одной стороны коробки он закрепил щиток из толстой фанеры, предварительно просверлив в центре щитка небольшое отверстие.
Вся эта работа производилась так, чтобы находившийся на палубе Моффамед не замечал никаких приготовлений. Подстрекаемый беспокойством и любопытством, Эльво Глиссам обратился к Джемазу: «Что придумал Кургеч? Что это за штука?»
«Ульдры называют ее бредовым чехлом».
Джемаз ответил настолько коротко, что Глиссам, болезненно чувствительный и к фактическому, и к воображаемому пренебрежению, предпочел не задавать дальнейших вопросов, но продолжал с любопытством наблюдать за манипуляциями Кургеча. Тот вырезал из фанеры диск диаметром сантиметров пятнадцать и нарисовал на нем пару смежных спиралей, ярко-черную и ярко-белую. Эльво подивился точности его движений — старый шаман явно занимался этим не впервые. Внезапно Кургеч представился ему в новом свете: не полуварваром с маловразумительными примитивными обычаями, а опытным, знающим свое дело человеком с многосторонними талантами. Воспоминание о своем недавнем почти снисходительном отношении к Кургечу заставило Глиссама покраснеть — его, просвещенного члена «Союза раскрепощения»!
Ознакомительная версия.
