Дракон не зашёл ни справа, ни слева. Он навис над слугой, подмяв визжащего коня, зацепил его когтями за бедро и потянул вверх, в опрятную розовую пасть. Спасаясь от острой боли, слуга резко оттолкнулся от земли и обеими руками поднял над головой саблю. И узорчатый дамасский клинок вонзился в шею чудовища, уткнулся в позвонки, спружинил и пошёл в сторону.
— Гав! — сказала Инесса, и милиционер тут же ушел.
Вот ну все, ну, понимаете, абсолютно все в тот момент возненавидели Винченцо и его тварь. Так-то особенно не говорили ему, не принято это в Гопри, всяких там куклускланов у них не водится, но между собой прямо-таки ненавидели, это что ж он такой, гадин всяких приваживает, а те людей кушают, да еще при этом здравствуйте говорят, ну и все в том же духе.
То есть спокойный народ, без всяких этих. Но накушамшись, как и все украинские люди, они себя соблюдают трудно.
Поэтому подгадали момент, когда Инесса в речке плескалась и ондатр для Винченцо выискивала, вина попили, пришли и говорят:
— Здравствуйте. Шо ж это вы, а? Нехорошо. Так что немедленно!
Винченцо ответил им грубо, и возникла у них дискуссия. Но Винченцо был один, а их много, поэтому побили его очень сильно, даже перестарались, вино у них такое, что выпьешь и даже курить забудешь, так что Винченцо перестал быть.
Получилось это случайно, никто такого результата даже и не желал, просто хотели насчет морду набить, а оно вон как вышло.
Милиционер пришел, вздохнул, сказал:
— Шо ж это он так? А еще Винченценко.
И принялся составлять протокол.
Тут выплывает из речки Инесса с двумя ондатрами дохлыми в авоське, смотрит на такое дело и говорит:
— Ох, блин!
Никто к ней даже и близко не подходит, сторонятся гадины. А она к нему подползла и повторяет:
— Ой, блин!
И умерла, не поверите, прямо на груди его умерла. Легла мордой своей гнусной на грудь его, немножко подышала, а потом перестала. Авоська с ондатрами так и осталась на пороге.
Голопристанцы, конечно, засовестились, а куда ж им еще? И вот что они придумали — они одному самому великому в Голой Пристани скульптору заказали скульптуру. Чтоб была эта скульптура как две капли воды похожа на Инессу. Тот подумал и сваял совсем непохожую — что-то типа вроде Русалочки. С грудями типа как херсонский кавун. Но все посмотрели и согласились. С тех пор стоит.
Владимир Покровский
Лохнесс на Конке
Рассказ
Посвящается Алле Корниенко
На Украине, в самой дельте Днепра, есть такая незначительная речушка под названием Конка. Ничего особенного в ней нет, даже и не просите, так себе — камыши, маленькие песчаные пляжики, деревянные лодочные причальчики, разве что иногда где ива заплачет, но вообще-то, если так поглядеть, речка относительно широкая и красивая, потому что все-таки это часть Днепра с его редкими птицами, хуже которых летают только люди и страусы. Никогда и никто не ожидал от этой речки ничего такого сенсационного, но как-то летом Винченцо Степанович Махно, ничего себе человек, промышляющий рыбной ловлей и на ондатр, выловил своей сеткой настоящее чудище.
Ростом оно было примерно так с полвесла, имело хвост рыбий и плавники, только вместо чешуи все тело у него заросло черно-бурой слипшейся шерстью, а морду имело гнусную, хищную и изогнутую, ни на что не похожую, кроме как на вопросительный знак. Только выглядела эта морда жуть какой измученной и несчастной.
Винченцо сидел на банке, кисло смотрел на чудище и задавался себе вопросом, счастье ему привалило или новые неприятности. В счастье он как-то не очень верил, учитывая собственный многолетний опыт. Он подумал про себя, что это сокровище явно сбежало с биостанции, там какая только гадость не водится.
— Ох, блин! — сказало чудище, выпрастываясь из сетки. Точнее, оно не сказало «ох, блин!», оно выразилось покрепче, об этом заставляет нас заявить необходимость следовать исторической правде, даже если история, как это с историей подозрительно часто случается, полностью вымышлена. Добавим — особенно, если вымышлена.
— Порка Мадонна! — воскликнул в ответ Винченцо, потому что он все-таки был Винченцо, хоть и Махно. Он иногда использовал это выражение взамен повсеместно используемого выражения «Тю!», равно как и вместо других, сходных по смыслу.
Продолжая выпрастываться, чудище с сомнением покосилось на рыбака. А Винченцо, в свою очередь, с сомнением покосился на чудище и еще раз повторил:
— Тю! Та ты шо, и правда говорить можешь?
— Угу, — ответило чудище, все еще выпрастываясь. — Так ты чьто, так и будешь миня в этих путах держать? Или все-таки паможешь ат них избавиться?
«Эге, по-русски. С Москвы или с этой, как ее — мы твярския, — подумал себе Винченцо. — Точно с биостанции».
Тут пришел ему в голову великий поэт Пушкин, поскольку Винченцо как человек начитанный имел к Александру Сергеевичу пристрастие. Пусть там не про Бориса Годунова, но «Рыбака и рыбку» читал. Тогда он посмотрел на чудище с кровожадностью.
— Я зараз тебя съем, гадина ты морская, — сказал он торжественно. — И на базаре продам. За три гривны. Не. За семьдесят копеек.
Чудище скучно вздохнуло:
— Во-первых, речная. А во-вторых, у меня имя есть. Инесса. Для друзей Несси. Только нет у меня друзей.
— А если хочешь, шоб я тебя выпустил, порка Мадонна, зараз мне три желания исполняй, а потом, пожалуйста, сразу в речку!
Несси вздохнула еще скучнее.
— Вообще-то я тебе не рыбка золотая, сам видишь, желаний исполнять не могу. Мне б кто мои исполнил. А какие у тебя желания?
Винченцо задумался. Желание было у него одно — грошей.
— Гроши, — ответил он.
— Этого не могу. У самой нет.
Тогда Винченцо подумал про вечный самогонный аппарат, но с этим делом у него проблем как раз не было, а самогон был. Не было у него также старухи, и даже корыто разбитое отсутствовало. Свои вещи он стирал такой ультразвуковой штучкой под названием «Пчелка», которую ему однажды уже подержанной втюхнули аж за 150 гривен, очень удобно, он так считал. А то, что у него болела от этого голова, так она всегда у него побаливала. Старуху хотел попросить, но опять вспомнил Александра Сергеевича Пушкина. Никакой старухи, никакого разбитого корыта, на фиг ему.
— А тебе самой шо надо? — спросил Винченцо.
Мечтательно и в то же время уныло Несси возвела глаза к небу.
— Печенья. У нас там в Конке с этим очень большие сложности. Я людей ем и печенье. А рыбу не ем, не приучена. А без печенья у меня большое страдание развивается.
