В наше первое утро на новой земле мы увидели, сколько опасностей затаилось повсюду. Следующее приключение оказалось донельзя неприятным, и меня начинает мутить от одного лишь воспоминания. Если, говоря словами лорда Джона, поляну игуанодонов можно назвать прекрасным сном, но болото птеродактилей скорее покажется ужасным кошмаром. Однако, все — по порядку.
Мы продвигались очень медленно отчасти оттого, что шедший впереди лорд Джон, проводя разведку местности, требовал, чтобы мы выдерживали между ним и нами дистанцию, отчасти потому, что на каждом шагу наши ученые то и дело останавливались, приседали на корточки, или буквально падали ниц, восхищенно разглядывая какой-нибудь новый цветок, или неизвестную бабочку. Мы шли справа по течению ручья. Мили через две-три деревья стали редеть, и перед нами открылась еще одна поляна. С противоположной стороны ее окаймляла гряда больших валунов. Мы продвигались к ним сквозь высокую по пояс траву. Постепенно до нашего слуха стали доносится странные (какая-то смесь индюшиного кулдыканья и змеиного шипения) звуки. Лорд Джон подал нам знак остановиться, а сам с величайшей осторожностью, стараясь не производить ни малейшего шороха, достиг расселины между валунами и остановился, напряженно всматриваясь куда-то вперед и вниз. На лице его отразилось величайшее изумление. Он, словно забыв о нас, совершенно оцепенел; затем, не поворачивая головы, дал нам рукой знак двигаться к нему. При этом он возвел указательный палец вверх, давая этим понять, что идти нужно очень тихо. Наверное он увидел что-то необыкновенно интересное и столь же опасное.
Подкравшись к лорду Джону, мы заглянули через камни. Перед нами открылась обширная котловина, — наверное, один из бывших вулканических кратеров, которых здесь, по-видимому, — много.
На дне его в нескольких сотнях ярдов от места, где мы затаились, было несколько поросших по берегам камышом зеленоватых луж, с затхлой, стоячей водой. Местечко, — жутковатое само по себе, но при виде его обитателей невольно вспомнился седьмой круг дантова «Ада». Здесь оказалось лежбище и гнездовье птеродактилей, — несколько сотен птеродактилей.
У кромки воды копошились детеныши, а их неприглядные мамаши, распластавшись в желатинообразной жиже, высиживали новую кладку. Вся эта масса наполняла атмосферу непрерывным, сливающимся в монотонный гул, визгом, кулдыканьем, щелканьем клювов и невыносимо тошнотворным смрадом. На больших камнях, каждый на своем, восседали взрослые самцы исполнявшие роль дозорных охранников. Они были совершенно неподвижны, как чучела, и лишь налитые кровью, беспрестанно вращающиеся в орбитах глаза и щелканье клювов вослед сновавших в воздухе стрекоз, выдавали в них жизнь. Свои перепончатые крылья они, сложив, плотно прижимали к телу, отчего походили на укутанных в мышиного цвета шали старух, у которых открытой оставалась лишь голова. В общей сложности рептилий: взрослых вместе с детенышами здесь было не менее тысячи. Наши ученые настолько были заворожены этим зрелищем, что, не замечая времени, могли, наверное, провести здесь весь день, пользуясь возможностью воочию наблюдать жизнь доисторических видов. Они указывали на дохлых рыб и птиц, во множестве валявшихся на дне котловины и вероятно служивших пищей этим тварям. Профессоры поздравляли друг друга. Данный рацион лишний раз подтверждал разделяемую обоими биологами концепцию, объясняющую нередкие находки множества окаменелых останков птеродактилей в песчаниках Кембриджа. Теперь не подлежало сомнению, что птеродактили как и пингвины, живут многоособными колониями.
Увлекшись дискуссией, желая уточнить какой-то нюанс, профессор Челленджер слишком откровенно выставил указательный палец, чем и навлек на нас беду.
Сидевший на ближайшем к нам камне самец-часовой, испустив пронзительно-тревожный крик, расправил, огромные, футов в двадцать крылья и в несколько взмахов поднялся в воздух. Самки и детеныши сбились в одну кучу поближе к воде, а самцы один за другим взлетали в небо. Было поистине незабываемым зрелищем наблюдать, как сотня этих страшилищ, разрезая огромными крыльями воздух, бороздят пространство, стремительно ныряя из стороны в сторону, словно ласточки. Но, ко всеобщему ужасу мы вскоре поняли, что нам не обойтись ролью сторонних наблюдателей. Круги, по которым летали чудовища, становились все уже, а высота — все меньше, и, наконец, хлопки их огромных перепонок стали настолько громкими, а свист рассекаемого ими воздуха, столь пронзителен, что я невольно вспомнил об аэродроме в Хендоне в день соревнования авиаторов.
— Бегите к лесу и держитесь вместе, — крикнул лорд Джон, вскидывая винтовку. — С этими тварями шутки плохи.
Но крылатые гиганты, нас выследив, уже начали прямую атаку; сейчас они проносились над нами, задевая крыльями. Мы отбивались прикладами, но дерево, словно погружалось в резину, не принося ящерам никакого вреда. Вот одно чудовище запрокинуло змеиную шею, готовясь совершить удар клювом, за ним — еще одно. Профессор Саммерли, внезапно вскрикнув, закрыл лицо руками. Между пальцами проступила кровь. Я ощутил сильный удар в темя, от которого едва не лишился чувств. Челленджер упал. Я нагнулся, чтобы ему помочь, но получил еще один удар сзади, от которого свалился на профессора. В это мгновение прогремел выстрел из крупнокалиберной винтовки лорда Рокстона. С трудом повернув голову, я увидел, что одно чудовище трепыхается на земле с разорванным крылом, из раскрытого клюва брызжет пена, а налитые кровью глаза бешено вращаются, — просто вылитый дьявол со средневековой картины. Его соратники, напуганные выстрелом, взлетели повыше и словно в нерешительности кружили у нас над головой.
— А теперь спасайтесь! Бегом, как можно быстрее к лесу! — прокричал лорд Джон.
Мы понеслись напролом через кустарник, но у самого леса гарпии опять нас настигли. Саммерли был сбит с ног. Но мы, приподняв его, быстро перетащили на несколько ярдов под кроны первых деревьев. Здесь, слава Богу, мы были в безопасности. Гигантские летающие чудовища не могли сюда проникнуть. Ветви деревьев не давали им для этого места.
Мы возвращались к нашему убежищу в весьма плачевном состоянии: израненные, избитые, усталые. А наши враги, поднявшись в небо на такую высоту, что снизу казались стаей голубей, еще долго летели над нами, пока лесная чаща совсем нас не укрыла от их глаз. Только тогда они прекратили преследование.
— Очень интересное и поучительное происшествие, — сказал Челленджер, остановившись у ручья, чтобы обмыть распухшее колено. — Теперь мы можем досконально описать поведение птеродактиля в состоянии агрессии.
