Люк вопросительно вскинул брови.
— Женщины в ее роду все узкобедрые, рожают тяжело. И точно, мне пришлось поворачивать младенца. У Кандры все саднит, и возможно, она до сих пор проклинает меня, но теперь роды должны пройти благополучно.
— Значит, сегодня тебе придется быть рядом с ней? — не сдержав разочарования, выпалил Люк.
— Нет, но я обещала взглянуть на нее после ужина. Она родит не раньше завтрашнего дня, да и то в лучшем случае. Дети являются на свет, когда сами захотят, и ни минутой раньше.
Элуин прервала свое повествование ровно настолько, чтобы подобрать подливу кусочком хлеба. Ее руки, мозолистые от тяжелой крестьянской работы, все еще были изящными.
— Хотелось бы мне быть таким же уверенным в выборе профессии.
— Ты превращаешь дерево в прекрасные и практичные вещи. Все так говорят.
Грустная улыбка.
— Но ты не так меня понял. В нас, целителях, меньше уверенности, чем смирения. Мы делаем все, что можем, и уповаем на лучшее. Очень многое зависит от удачи!
Люка снова укололо чувство вины, а мысли вновь попытались вырваться на волю. Он взял себя в руки. Сейчас не время предаваться горьким размышлениям, тем более что Элуин рядом.
Но Элуин, как часто бывало в прошлом, спасла его. Отодвинула миску, вытерла руки и лукаво ухмыльнулась.
— Вот и ужину конец. А теперь расскажи, чем ты так озабочен. Ты ни разу не поддел меня за последние два часа. Теряешь хватку!
Люк умел флиртовать не хуже, чем делать мебель. Поэтому, расплывшись в привычной улыбке, уже хотел было достойно ответить, но вовремя сдержался. Не с этой женщиной. Не сегодня.
Серьезно, даже чуть мрачно:
— Видишь ли, по правде говоря, сам не знаю, чего боюсь больше: твоего согласия или отказа.
Поднятые брови.
— М-м-м… пожалуй, стоит принять это как комплимент.
В голосе слышалось нечто большее, чем кокетство.
— А если я скажу «нет», чего ты боишься?
Он заставил себя взглянуть в эти серо-зеленые глаза, рискуя утонуть.
— Я знал тебя всю свою жизнь. Иногда как друга. Иногда как сестру. — И, немного подумав, добавил: — Иногда даже как вторую мать, а иногда как Целительницу. Но сейчас гляжу на тебя, слышу твой голос, и единственное, чего я хочу, — быть с тобой. Всегда.
Лицо Люка озарила чуть глуповатая улыбка.
— Знаю, звучит по-идиотски, но это чистая правда. Я действительно хочу быть с тобой сегодня ночью.
В этот момент в зале материализовался хозяин гостиницы. Собрал посуду и наполнил чаши сидром. Люк уже достаточно выпил, чтобы распустить язык. Приятный шум в голове — это неплохо, но ему не хотелось выставить себя дураком. Не с этой женщиной. Не сегодня.
— Хорошая речь, — заметила Элуин. — Может, я ошиблась, и ты не теряешь своей хватки.
Склонив голову набок, она откинулась на спинку стула.
— А если я скажу «да»?
— Не хочу рисковать, потеряв тебя, как друга, сестру, мать и/или Целительницу.
Она потянулась к нему и взяла за руку:
— Весьма мало шансов на это, о друг, брат, дитя и/или пациент, — заверила она, лениво массируя костяшки его пальцев. — Ты нуждаешься в друге, чтобы потолковать по душам? В сестре? Матери? Целительнице?
— Никак не соображу. Знаю только, что вдруг возникла тысяча вопросов — и ни одного ответа.
— Прости, я не даю ответов. Зато могу снабдить полезной информацией, что позволит многое увидеть в истинном свете.
— Идет!
Длинная пауза.
— Мне придется кое-что сделать, и очень скоро. И хотя это правильно и необходимо, все же не могу решиться.
— А может быть, это не так уж правильно и необходимо, по крайней мере для тебя? Так в чем же дело?
— Срок моего ученичества подходит к концу, и Керис хочет взять меня в партнеры.
— И что тут такого? Ты любишь работать по дереву, и Керис человек хороший. Однако ты еще не готов осесть. В тебе кипит жажда приключений. Охота к перемене мест, которая сожрет тебя заживо, если ее не удовлетворить. Почему бы тебе не выпросить у Кериса небольшой отпуск, прежде чем станешь его партнером?
— По-твоему, он согласится?
— Лучше спроси себя, будешь ли ты счастлив, если он согласится.
Люк неожиданно почувствовал, как упала с плеч свинцовая тяжесть, о существовании которой он раньше и не подозревал.
— Да, пожалуй, так я и сделаю. Прямо на душе легче стало. Спасибо.
— Не за что. Но смотри, я бесплатно не работаю. С тебя тоже возьму гонорар. Разотрешь мне ноги. Только хорошенько.
Люк вопросительно изогнул бровь.
— Разве ты не знаешь, сколько времени я провожу на ногах? — сказала она. — Такая уж моя доля. Ну что, продолжим?
Люк кивнул:
— Второй вопрос куда сложнее. Все ожидают, что я женюсь на Керив. Собственно говоря, так бы и следовало поступить.
— Но ты ее не любишь.
— Это вовсе не так! — поспешил оправдаться Люк. — Она мне симпатична. И мы прекрасно подходим друг другу.
— Она тоже тебя не любит.
— Это Керив тебе сказала?
— Не в таких выражениях, но да.
Пауза.
— Послушай, Люк, всякие отношения предполагают наличие определенного расстояния между людьми. У тебя и Керив это расстояние равняется длине вытянутой руки или еще больше. Вы можете пожениться. Можете иметь детей. Будете добры друг к другу и мирно доживете до старости. И оба будете жаждать большей близости, чем способны дать друг другу. С другими партнерами вы будете чаще ссориться и кричать, но и смеяться тоже больше. И испытывать подлинную страсть.
Элуин скрестила руки на груди.
— Итак, что ты ценишь больше: комфорт или страсть?
Молчание. Потом:
— Черт, ты и вправду хороша!
— Означает ли это, что я заработала массаж спины?
Люк с улыбкой кивнул. Над этим, пожалуй, стоит призадуматься.
Он долго размышлял в молчании. Элуин терпеливо ждала. Обеденный зал постепенно опустел, но хозяин все же поддерживал огонь в очаге для двух последних гостей. Слишком многим он им обязан, чтобы жалеть каких-то дров!
— Самое последнее и, пожалуй, самое сложное, — объявил наконец Люк, — отчасти потому, что тут замешана и ты.
Элуин вздохнула, но терпеливо выждала, пока он снова заговорит.
— Видишь ли, я чувствую, что мне действительно пора жениться, но одновременно ощущаю какую-то незавершенность. Словно во мне чего-то не хватает, — признался Люк и, пожав плечами, добавил: — Прости, что не могу лучше объяснить. Я ищу жену не для того, чтобы заполнить пустоту. Скорее, наоборот. Просто надеюсь: если найду ту самую, единственную, это ощущение уйдет. Или я, может быть, сам научусь заполнять пустоту.
