Ознакомительная версия.
Что же до первоначальных доказательств… Так с лихвой хватит паспорта, прав и бумажных купюр! Их, по крайней мере, сломать невозможно. А чудесный электронный кладезь информации пока спрятать, от греха подальше.
Сказано – сделано. Включив режим фонарика на телефоне, я полез в дальний угол, присматривать место для тайника. Разгреб мусор в подходящем месте, и… убедился, что подобная идея уже приходила кому-то в голову. Под тонким слоем шлака обнаружился шикарный деревянный ящик, в котором лежала целая гора остроносых патронов, собранных для удобства подсчета и переноски жестяными скобками по пять штук,[9] а под ними… я запустил руки внутрь и вытащил прекрасно сохранившуюся «мосинку». Встал, приложился, подцепил из специально вырезанного в деревянной ложе паза[10] массивный шарик рукоятки затвора, провернул, дослал, вернул обратно.
Неплохое место! Винтовка явно тут пролежала не один год, но совсем не заржавела. Значит, и с электроникой ничего не случится. Я полюбовался на гаснущий экран смарта, вытащил батарею и засунул все вместе в полиэтиленовый пакет Finland, рядом с коробкой подарочного варианта этой самой водки. Чуток помедлив, присовокупил запасные аккумуляторы, наушники и походный, приспособленный «ко всему на свете» зарядник. Пристроил рядом с оружием, закрыл крышку и забросал обратно «как было».
Между тем, стоило поторопиться. День явно двигался к полудню, зверски хотелось есть, а программа предстояла не малая: добраться до ленинградского парткома и как-то привлечь внимание одного из ответственных товарищей. В идеале, конечно, самого Кирова – вроде как его еще не убили. Но на крайний случай сойдет и какой-нибудь помощник-секретарь, тем более в лицо я гарантированно одного от другого не отличу.
План, без сомнений, был хорош. Да только отсутствие зеркала и суровая реальность эпохи опрокинули мои расчеты еще до того, как я успел добраться до Невского, где, по моим соображениям, должны находиться правительственные здания.
Первой ошибкой стало любопытство. Очень уж хотелось своими глазами посмотреть, какова она, жизнь в прошлом. Влиться в непривычный на вид, но, как и в будущем, вечно куда-то спешащий поток людей мне удалось без труда. Двигаясь в сторону центра, я украдкой разглядывал прохожих, заодно – останавливался перед витринами, а то и вообще, проходил внутрь магазинов.
Это в двадцать первом веке тяжело разобрать, кто идет рядом с тобой, охранник из торгового центра, менеджер средней руки или скромный коммерсант-миллионер. Дешевая китайская одежда уравняла всех, отличить настоящий Hugo Boss от поддельного лично я не в состоянии даже на ощупь. Зато тут, в разгаре НЭПа, поговорка «встречают по одежке» более чем в тему. Особенности профессии и уровень дохода прекрасно заметны с десятка шагов. Так что уже спустя час я вполне уверенно разбирался в основных типажах, благо хоть какие-то знания истории школа, университет и телевизор сумели вбить в мою голову. Однако вовремя осознать глубину отличий своего собственного внешнего вида от привычных хроноаборигенам образов я не успел. И это стало второй ошибкой.
На выходе из заваленной барахлом антикварной лавки меня ждал представитель власти. По крайней мере, на его странной полукепке-полупилотке с красным дном, черным козырьком и оторочкой из серого барашка красовалась кокарда с серпом и молотом, а длинную темную шинель перетягивали кожаные ремни портупеи. Не иначе продавцу, еврею средних лет, показался подозрительным мой интерес к напольным английским часам семнадцатого века, и он умудрился кого-то послать за милицией. Сам же добрый десяток минут вешал мне на уши лапшу, как с подельниками вытаскивал данный предмет декора из дворца великих князей, попутно отстреливаясь направо и налево от конкурентов-мародеров.
– Милиция Ленинграда. – Представился служитель закона. – Предъявите документы!
Повеяло чем-то знакомым и безопасным. Возможно, именно поэтому я допустил третий, финальный промах, кардинально поменявший не только мои планы, но и, вероятно, всю историю данного мира. Вместо того чтоб с наглой мордой и раскатистой американской «R» заявить что-то академическое, на вроде: «What can I do for you, sir?!» я тупо, как школьник, проблеял:
– Вот… дома их оставил!
– Работаете? Учитесь? – тон милиционера изрядно похолодел.
– Учусь, на электрика, – как можно беспечнее постарался ответить я. – В универе…
– В каком именно, позвольте узнать?
До меня, наконец, дошло, единственный разумный выход – бежать. Что, собственно, я и сделал, мгновенно сорвавшись с места со всей силой молодых мышц, прекрасно натренированных в 21-ом веке бегом и лыжами. Преодолев в десяток прыжков чуть не пол квартала, уже начал надеяться на успех, когда какой-то балбес в военной шинели бросился буквально мне под ноги.
Подняться уже не дали, а сильный удар по затылку вообще отбросил в короткое беспамятство. Отлежаться, впрочем, не вышло, меня живо оторвали пинками от истоптанного в грязь снега, сунули сразу с двух сторон в ребра револьверы. Причем уже не вежливые служители закона, а какие-то полукриминальные, испитые типы в штатских пальто да помятых суконных кепках. Всего и отличий, что один рябой, без переднего зуба, а второй в очках с монументальной роговой оправой. По телу зашарили чужие руки.
– Милиция! – неуверенно вскрикнул я.
Все лучше, чем бандиты.
Извозчик! – вторил рябой куда-то в сторону. И, повернувшись, выдохнул прямо мне в лицо с запахом соленой рыбы неизвестной, но мерзкой породы: – Заткнись, гражданин!
– Червей-то у него нема, – остановил его напарник. – Пехом допрет, Шпалерка[11] недалече.
– Ловко чекисты сработали. Раз и взяли! – мелькнули обрывки разговора от проходящей рядом кучки молодежи, не иначе студентов-сверстников.
– Может, поперву в комиссариат? – попробовал возразить рябой, смачно сплевывая мне под ноги.
– Ты на шмутки позыркай! – осадил очкастый интеллигент, очевидно главный в команде. – Явная же контра, нешто мы будем два раза ноги оббивать, чай обувка не казенная!
Рябой отошел на шаг, окинул меня задумчивым взглядом и немедленно согласился:
– По любому шпиен! Или контра недобитая! – еще раз пребольно ткнул стволом в живот: – А ну, сунь руки в карманы, сволота! И двигай вперед помалу!
Ничего не оставалось, как выполнить команду. И тут обнаружилось страшное: паспорт и деньги бесследно исчезли! Идиот! Какое затмение на меня нашло, почему не подумал, не переложил их во внутренний карман куртки? Кому и что тут доказывать без этих бумажек?! От неожиданности я споткнулся и полетел опять на мостовую, как есть, с руками в карманах.
…Пришел в себя я в каком-то мрачном помещении за тяжелым, грязным столом, на который из рюкзачка уже вывалили все мои скромные пожитки. По голове, прямо за шиворот, стекала ледяная вода. С трудом удалось сфокусировать взгляд на сидящем напротив меня человеке: фуражка почти как у полицейских 2014 года, только сильно поменьше, поаккуратнее, да цвет верха темнее и синее. Более ничего похожего: куртко-рубаха болотно-армейского цвета, погон нет, вместо них красные засаленные петлицы, из которых торчат треугольные глазки малиновой эмали… Знать бы еще, что они означают.
– Оклемался, свинота? – из-за спины, с закопченной до черноты металлической кружкой[12] в руках, выдвинулся похожий товарищ, только на фуражке по-идиотски поменяны цвета, то есть верх темно-красный,[13] как сигнал светофора в ночи. Начальник, наверно – лет на двадцать старше, да на один треугольник больше. – А ну живо сказывай, бегунок, как до веселой жизни докатился!
– Что именно?! – просипел я, осторожно поднимая руки к голове.
– Надо тебе его байки опухать, – неожиданно поднял голову от писанины тот, что напротив. – Фамилию говори, – обратился он уже ко мне, – сколь лет, где живешь и место работы.
– Алексей Коршунов, двадцать три года, студент-электрик, – бодро начал я и почти сразу осекся.
Что говорить? Правду? Надеяться, что дежурные обезьянника (а куда я еще мог попасть?) вызовут сразу большого начальника? Да скорее за мной инопланетяне прилетят! Поэтому я скривился, как будто от неожиданного приступа боли, обхватил голову руками и выдавил со стоном:
– Не помню! Не помню больше ничего! Вот только…
– Ладно! – невероятно спокойно и равнодушно принял мою амнезию товарищ. Черкнул несколько строк в мерзкой, землистого цвета бумаге, и толкнул мне заполненный лист: – Подмахни!
Особо вчитываться не стал, черкнул закорючку. Все равно после удара соображаю через раз на третий.
– Особый ярус, в топорики! – с особым шиком вынес решение «писатель», откидываясь на спинку стула.
– Подымайся, загребай манатки, – скомандовал тот, что постарше. – В семьдесят седьмом тебе самое место!
Ознакомительная версия.
