на искусственный носитель, твоё физическое тело должно умереть. Второй принцип использовали неизлечимо больные люди, старики, те, кто не видел для себя будущего в обычном мире. Но понемногу обороты нарастали. Бедняки видели в искусственном существовании выход из бедности, геймеры — полное погружение в виртуальный мир, много кто находил для себя плюсы в подобной жизни. Второй принцип вечности освобождал от боли, голода, войны и давал практически все радости райской жизни.
Но даже в раю был змей, который всё в итоге испортил. В Кромовском варианте бессмертия этим змеем оказались деньги. Обычные человеческие деньги, которые определяют твой уровень жизни с самого начала человеческой истории. Ты можешь сколько угодно наслаждаться виртуальным раем, общаться с родственниками и друзьями после смерти своего физического тела. Но кто-то должен платить за серверы, на которых хранится этот волшебный мир, за перемещение твоего тела по сети, электричество и все прочие блага новой жизни. Сам по себе искусственный носитель, представлявший из себя матово-чёрный десятисантиметровый куб, стоил сущие копейки. А вот остальное…
Люди, загрузившие своё сознание в куб, и не имеющие возможности позволить себе выйти из него в обычный мир, были, словно заключённые каторжники. Сотни и тысячи людей стояли дома на каминных полках, в шкафах и трюмо. Их, словно парадный набор посуды, вынимали по праздникам, и после семейного торжества отключали от сети и убирали обратно.
Бессмертным тоже нужны деньги. Даже — после смерти. К моменту, когда человечество это осознало, вторым принципом воспользовалось уже около полутора миллиардов человек. Они были уверены, что имели все те же равные права с обычными живыми людьми, и стали за них бороться. В первую очередь, это была борьба за рабочие места и возможность жить независимо от внешних факторов. Они отстаивали своё право быть живыми. Пусть и — находясь в искусственной оболочке.
Мир захлестнула волна техногенных катастроф. Механисты (так стали называть людей, живущих на искусственных носителях), стоило им оказаться в сети, занимались диверсиями: саботировали работу авиасообщения, энергетики, дорожного сообщения. Оцифрованный разум мог проникнуть в любое место, где есть компьютер, подключенный к сети. Конечно, не каждый механист был на это способен, но те, кто мог, воевали за всех.
Группа механистов уничтожила проект искусственного интеллекта, саботировала космические запуски и даже, по некоторым слухам, добралась до пусковых шахт ядерных ракет. В конце концов, они добрались до всего и уже могли вещать с позиции силы. Чтобы остановить надвигающийся хаос, пришлось начать переговоры с «условно живыми», как их тогда называли. На экстренно собранном заседании ООН все требования были приняты.
∞
Кромов прошёлся по виртуальному кабинету и махнул рукой Гюнтеру. У него в руке возник бокал с вином, Штольц понятливо кивнул и наполнил свой.
— Да уж… — Кромов поднял свой бокал. — За права механистов!
Гюнтер пригубил вино.
— Механисты, по сути, уничтожили многие перспективные разработки. Робототехника, искусственный интеллект, компьютеры… Вы остановили прогресс.
— Оптимизировали, — усмехнулся Иван. — После того памятного заседания, каждый человек, использующий мой принцип вечности, получил работу и возможность бесконечно жить, и наслаждаться жизнью в своё удовольствие.
— Удовольствие?! — Гюнтер вскочил из-за стола и нервно прошёлся по комнате. — Ты называешь это «жизнью в удовольствие»? Каждый сервисный робот, автоматический пылесос и беспилотник теперь управляется человеком. Ты в курсе, что даже автоматический смыв в унитазе теперь считается достойной работой для механиста? Из-за твоего принципа мы несколько веков сидим в болоте. Вязнем в гуще ненужной псевдоавтоматизации там, где достаточно было даже во времена нашей молодости — пару простых алгоритмов.
— Зато у людей есть работа! — парировал Кромов. — И они могут себе позволить бессмертие чуть дешевле, чем — за пару миллиардов!
Гюнтер опустил глаза, принимая удар. Конечно, Кромов был в чём-то прав. Штольц знал это. Но сказать вслух не мог. Он вообще последние годы всё чаще и чаще задумывался о том, что они оба сделали неверный выбор. Что-то не то. Он не мог внятно сформулировать свою мысль, но глубоко внутри он знал. И он, и Иван ошиблись со своими разработками.
— Прости, что напомнил, — Кромов тоже знал всё, что будет на этих встречах. Сейчас речь зайдет о Марике. — Возможно, если бы она нашла третий принцип вечности, мы бы сейчас здесь бы не сидели, а летали втроём между звёзд, — он вскинул голову вверх, и изображение за его спиной сменилось ночным небом, обильно заполненным звёздами. — Быть может, она и сейчас летает где-нибудь там… Как думаешь?
Гюнтер отрицательно покачал головой:
— Мы договорились, — проговорил он сквозь плотно сжатые в порыве ярости зубы, — если у неё всё получится, она придёт сюда. В этот день! Я уверен, что она смогла! Просто нам надо найти способ, с помощью которого она сможет с нами связаться!
Кромов поморщился и с жалостью посмотрел на друга. В глубине души он тоже верил и надеялся, что данное Марикой обещание прийти в этот день рано или поздно сбудется. «Пожалуй, — частенько думал Иван, — это — единственная причина, по которой мы ещё встречаемся».
— Что ты придумал на этот раз?
Видимо, Гюнтер подал какой-то невидимый знак, потому что в комнату вошёл слуга с серебряным подносом в руках. На нём лежал небольшой холщовый мешок, перевязанный лентой, и стопка толстых восковых свечей. Слуга поставил поднос на стол и удалился.
Штольц аккуратно расставил свечи по периметру подноса. Затем он не спеша развязал мешок и высыпал на поднос белый порошок.
— Костная мука, — прокомментировал он, тщательно ровняя порошок на подносе, — мне пришлось купить несколько десятков мощей разных конфессий и смешать в определённой пропорции.
Кромов поморщился.
— Гюнтер, мы же всё-таки — учёные. Вот это, — он кивнул на стол с подносом, — совсем уж отдаёт антинаучным бредом и средневековым колдовством.
— Свечи, — продолжил Гюнтер, не обращая внимания на реплики друга, — сделаны в Тибете. А для того, чтобы тебе всё это не казалось антинаучным…
Жестом фокусника Штольц достал из-под стола аппарат, внешне напоминающий плод соития компьютера и ткацкого станка. Электронные платы и микросхемы в этом устройстве были нанизаны на основу из нитей, глиняных элементов и медных трубок.
— Это — моя последняя попытка, — Гюнтер приладил аппарат над подносом и зажёг свечи. — Я сумел объединить тибетскую доску для разговора
