котёл и кристаллизовать в его дымящихся глубинах Камень, превращающий свинец в золото. По крайней мере, они на это надеялись!
— Одно из бронзовых распятий на цепочке для шеи, — попросила женщина, только что вошедшая в маленькую ювелирную лавку.
Она продолжила, пока продавец выбирал одно из них и тщательно заворачивал:
— Вы догадываетесь, месье Бриньяк, для кого это? Не для кого иного, как для Бриггса, этого никчёмного английского пьяницы, не вылезавшего из сточной канавы последние два месяца!
Мадам Бриньяк подняла голову от пола, где она собирала осколки посуды, обронённой её мужем.
— Что за польза от распятия, благослови нас Господь, тому, кто однажды зашёл в нашу лавку и самым жестоким образом проклял нашу церковь?
— Вы бы поверили, — спросила покупательница, — что он встал на путь исправления? И, конечно, есть только одно, что привело такую заблудшую душу к покаянию…
Женщина многозначительно указала куда-то вверх, расплатилась за покупку и поспешила выйти. Бриньяки удивлённо переглянулись.
— И именно это заставило меня разбить посуду, — торжественно произнёс мсье Бриньяк, указывая наверх, когда его клиентка удалилась. — Говорю тебе, жена, — его голос стал пронзительным, — всё это сводит меня с ума! Вот уже неделю каждый день происходит одно и то же. Каждый час, каждую минуту каждый человек, приходящий сюда, говорит об этом приглушённым голосом, с благоговением или испугом. Даже капитан Юссик, который вообще ничего не боится, пришёл сегодня утром подавленным и тихим. А новости, о чём они рассказывают? Беспорядки, кровопролитие, безумие, убийства.
— За прошедшую неделю произошло больше всяких ужасных событий, чем за весь предыдущий год. Только сегодня утром, пока ты спала, по улице, размахивая руками и указывая в небо, с криками пробежал совершенно безумный человек. И знаешь, Мария, — его голос внезапно понизился, — теперь это можно увидеть средь бела дня!
Женщина перекрестилась, вздохнув и напрочь забыв о своей прежней злости из-за разбитой посуды.
Комета 1680 года, очень яркая и чудовищно большая, казалось, зловеще нависла над миром. Её воздействие на цивилизацию, едва выбравшуюся из пучины суеверий и невежества Тёмных веков, было огромным, вселяющим ужас в сердца масс. Слабые, порочные и робкие натуры, неспособные подавить растущий страх, ломали самое слабое звено своей психической цепи и превращались в лунатиков, чудовищ или дрожащих крыс в обличии людей.
В крупных городах, таких как Париж, толпы людей трепетали от страха и внезапно впадали в неистовство, убивая и разрушая в охватившем их порыве слепого ужаса. Даже сильные духом люди не могли смотреть на удивительный небесный свет без приступов неверия и удивления. Конечно, существовало десять тысяч различных мнений по поводу этого явления. Одни утверждали, что оно означает пришествие Второго Христа, другие — что оно предсказывает уничтожение Земли огнём.
Но в то же время было несколько человек, всего лишь жалкая горстка освещаемых лучами новой науки индивидов, кто не был ни напуган, ни поражён.
Это был вечер того же дня, когда месье Бриньяк в сильном волнении разбил фарфоровую посуду. С приближением сумерек при мысли об этом ужасном небесном сиянии лавочник нервничал всё больше и больше. Он слышал уже практически все страшные предсказания, распространявшиеся в массах, и по своей простоте верил в худшие из них — особенно в те, что сулили разрушения и вечное проклятие.
Он осторожно передвигался по своей лавке, словно готовый в любой момент убежать, если вдруг что-то случится. Его жена и дети шли сзади, она успокаивала их, и ни на секунду не выпуская из виду.
Внезапно входная дверь распахнулась, и в комнату ворвались двое. Один из них тут же обвил руками шею месье Бриньяка.
— Отец, это я — Энрик, твой сын!
Узнав его, старик разрыдался от счастья.
— Мой сын! — всхлипнул он. — Это правда ты? Прошло так много времени…
Молодой человек прервал его:
— Я позже всё объясню, отец. А сейчас я хочу, чтобы ты обслужил этого джентльмена, которого я привёл сюда…
Второй человек был значительно старше и в данный момент выказывал все признаки сильного нетерпения. Он тут же произнёс:
— Пачку неаполитанской бумаги, мой дорогой друг. И поторопитесь. Обязательно неаполитанскую, я не пользуюсь никакой другой. Хорошо держит чернила. Нет, не заворачивайте — нужно немедленно уходить. Ночь скоро закончится, а у меня ещё много дел.
Крепко зажав бумагу под мышкой, он побежал к двери, бросив через плечо:
— Я буду ждать тебя через час, Энрик.
— Кто это был? — удивлённо спросил владелец магазина после того, как карета с грохотом отъехала от двери.
— Хозяин, на которого я работаю, — сообщил Энрик. — Он взял меня в помощники, после моего знакомства с ним в Оксфорде. Отец, этот человек однажды станет знаменитым, если не при жизни, то, по крайней мере, после смерти. Его зовут доктор Галлей. Он английский астроном и математик. У меня есть всего час, чтобы побыть с тобой, отец…
— Но… один час! — простонал старик. — Ты ведь семь лет не был у отцовского очага…
— Я вернусь, может быть, через неделю, — пообещал сын, — и останусь подольше. Но сейчас — только на час, а потом я должен отправиться в обсерваторию синьора Кассини и проработать всю ночь.
— Всю ночь! Что за работу ты должен выполнять, Энрик?
— Я математик, отец, и всю ночь буду работать с ручкой и бумагой, помогая Кассини и Галлею прокладывать курс кометы по небу.
Месье Бриньяк побледнел.
— Сын мой, какое отношение ты имеешь к тому злу, что вот-вот ввергнет мир в огонь и разрушение?
Молодому математику потребовалось много минут, чтобы объяснить своему взволнованному отцу, что свет, висящий в небе, несмотря на свой устрашающий вид, — это всего лишь небесное тело, находящееся за миллионы миль от Земли, и оно такое же безобидное, как звёзды.
— Неужели ты не понимаешь? — воскликнул сын. — Ах, когда же свет науки и разума прояснит умы людей? Слушай внимательно, отец. Земля — это шар, глобус. Она вращается в космосе вокруг Солнца, как и все планеты со своими спутниками. И то, что приводит людей в ужас — это не что иное, как ещё один элемент Солнечной системы, орбита которого пока неизвестна.
— Но сегодня вечером или вскоре, доктор Галлей с помощью Кассини и его телескопа проложит его небесный курс, и если доктор Галлей прав, это будет означать одно из величайших открытий всех времён! Он уже подозревает, что у кометы замкнутая орбита, периодически возвращающая её к Солнцу. Наши расчёты покажут нам, так это или нет. Если мы…
— Энрик!
Сын остановился, внезапно осознав, что совсем