-- Джон, надо принять какие-нибудь меры, чтобы отбить, наконец, у Джека охоту мечтать о хищных зверях и девственных лесах. Боюсь, что эти наклонности унаследованы им от тебя. Ты ведь по себе знаешь, как силен бывает этот зов дикой природы и какое требуется напряжение душевных сил, чтобы воспротивиться ему! Сколько пришлось тебе вынести борьбы, чтобы подавить в себе эту безумную, эту болезненную жажду -- снова окунуться в жизнь джунглей, где ты провел свое детство! И кому же, как не тебе, знать, какая ужасная судьба грозит Джеку, если он поддастся этому влечению к дикой природе!
-- Мне думается, ты сгущаешь краски, милая Джэн, -- возразил ее муж. -Такие чувства, как любовь к первобытным лесам, едва ли подчиняются закону наследственности. Я считаю, что под влиянием материнских страхов ты слишком стесняешь свободу Джека. Любовь к природе и к животным присуща каждому здоровому нормальному мальчику, и кто бы в его возрасте не захотел посмотреть эту дрессированную обезьяну? Ведь из того, что Джеку хочется видеть Аякса, отнюдь не следует, что, когда он подрастет, он решит взять себе в жены гориллу. Не надо же огорчаться, моя дорогая, и не будем лишать нашего мальчика его удовольствий.
И Джон Клейтон, лорд Грейсток, обнял жену за талию, добродушно засмеялся и, нагнувшись, поцеловал ее. Потом он сказал более серьезным тоном:
-- А жаль, милая Джэн, что ты никогда не рассказывала Джеку моих приключений в джунглях и мне тоже не позволяла открыть ему эту тайну. Мне кажется, ты делаешь большую ошибку: если бы я рассказал нашему мальчику, как тяжело жилось Тарзану из обезьяньего племени в первобытных лесах Африки, я думаю, это уничтожило бы в нем всякое желание испытать подобную жизнь; ведь она кажется мальчикам такой привлекательной и сказочно-прекрасной только потому, что они не знают ее. Я должен открыть Джеку глаза на то, какова эта жизнь на самом деле, и она раз и навсегда потеряет для него всякую прелесть.
Но леди Грейсток лишь покачала головой. Муж не раз убеждал ее рассказать мальчику историю Тарзана, но она не могла с ним согласиться.
-- Нет, нет, Джон, -- говорила она. -- Я никогда не позволю, чтобы мы сами прививали мальчику те мысли и чувства, от которых хотим его избавить.
Вечером они опять заговорили о том же, но на этот раз вопрос был поднят самим Джеком. Мальчик читал книжку, свернувшись клубочком в большом кресле; вдруг поднял голову и обратился к отцу.
-- Ну что же, папа, -- спросил он, прямо подходя к делу, -- ты пустишь меня посмотреть Аякса?
-- Мама не разрешает, -- ответил отец.
-- А ты?
-- Это неважно! -- уклончиво ответил лорд Грейсток. -- Достаточно того, что мама не позволяет.
Мальчик задумался и несколько минут сидел молча.
-- А я все-таки увижу Аякса, -- сказал он вдруг решительно. -- Я ничем не хуже Вилли Гримсби и других мальчиков, которые ходят смотреть обезьяну. Обезьяна ничего им не сделала, не тронет и меня. Я мог давно уйти без спроса, но не хотел. А теперь я заранее предупреждаю тебя, что Аякса я все-таки увижу.
Ничего вызывающего или непочтительного не было в тоне этих слов. Мальчик спокойно констатировал положение вещей. Отец с трудом сдерживал улыбку: ему не хотелось показать сыну, что он восхищается его мужеством.
-- Твоя откровенность мне нравится, Джек, -- сказал он. -- Я тоже буду откровенен: если ты без позволения уйдешь смотреть Аякса, я накажу тебя; я никогда не применял к тебе телесного наказания, но если ты ослушаешься матери, я буду вынужден применить его.
-- Хорошо, папа, -- ответил мальчик, а затем прибавил, -- я сам приду к тебе за наказанием, папа, как только вернусь от Аякса.
Мистер Мур занимал комнату рядом с комнатой своего юного воспитанника. Каждый вечер перед тем, как Джек ложился спать, мистер Мур заходил к нему. В этот вечер наставнику Джека предстояло исполнить еще одну важную обязанность: как раз перед этим, на семейном совете, отец и мать мальчика настоятельно просили его приложить все усилия, чтобы отвлечь Джека от мысли о посещении Аякса.
Когда в половине девятого мистер Мур отворил дверь в комнату мальчика, он увидел, что будущий лорд Грейсток в пальто и в шапке собирается перелезть через окно своей спальни на улицу; это его совсем не удивило, но он все-таки заволновался.
Мистер Мур поспешно вбежал в комнату. Впрочем, торопиться ему было незачем, потому что чуть только Джек услышал шум и понял, что его побег обнаружен, он спрыгнул с подоконника обратно в комнату. Казалось, он решил отказаться от своего намерения.
-- Куда вы собрались бежать? -- запыхавшись, спросил мистер Мур.
-- Я хочу посмотреть Аякса, -- спокойно ответил мальчик.
-- Вы меня весьма изумляете, -- вскричал мистер Мур, но через минуту он был изумлен несравненно более, потому что Джек, подойдя к нему вплотную, неожиданно схватил его за пояс, поднял с земли и бросил лицом вниз на кровать, после чего уткнул его голову в мягкую, глубокую подушку.
-- Ни звука, -- предупредил победитель, -- если вам дорога жизнь!
Мистер Мур отчаянно сопротивлялся, но все его усилия были тщетны. Передал ли сыну Тарзан из обезьяньего племени свою любовь к дикой природе джунглей или не передал, во всяком случае, его сын унаследовал ту изумительную физическую силу, какой в его возрасте обладал отец. Джек справлялся со своим учителем с такой легкостью, как будто это был комок глины. Склонившись над мистером Муром, он разорвал простыню на полосы и связал его руки за спиной: затем он перевернул его на спину, набил ему в рот тряпок и обвязал лоскутом простыни, закрепив узлом на затылке жертвы. Связывая таким образом учителя, Джек шепотом давал объяснения:
-- Я -- Вайя, вождь Вайев, а ты -- Мохаммед Дуби, арабский шейх; ты убиваешь всегда моих подданных и похищаешь мою слоновую кость.
При этом Джек энергично подтягивал вверх связанные вместе лодыжки мистера Мура, чтобы прикрутить их к связанным кистям его рук.
-- Ага, негодный! Наконец-то ты в моей власти! Я ухожу теперь, но я еще вернусь! -- И сын Тарзана промчался по комнате, вскочил на окно, с окна -на карниз и спустился по водосточной трубе на улицу. Наконец-то он был на свободе!
Мистер Мур бился и катался по кровати. Он был уверен, что задохнется, если помощь не подоспеет вовремя. В безумном страхе он скатился с кровати на пол. Боль и сотрясение вернули ему способность спокойно рассуждать. Он лежал не двигаясь и старался найти выход из своего плачевного положения. Наконец, он вспомнил, что комната, в которой сидели лорд и леди Грейсток, когда он покинул их, находится как раз под комнатой Джека. Он полагал, что с тех пор, как он отправился наверх к Джеку, прошло довольно много времени: минуты, когда он, извиваясь на кровати, пытался освободиться, казались ему долгими часами, и что они за это время могли уйти в другую комнату. Но спасение может прийти только в том случае, если ему удастся привлечь внимание сидящих внизу, а потому он, после многих неудачных попыток, повернулся в такое положение, что мог стучать носком сапога в пол. Он проделывал это с короткими перерывами и, наконец, после томительного, бесконечного, как ему казалось, ожидания, услышал шум шагов по лестнице. Через минуту раздался стук в дверь. Мистер Мур отчаянно заколотил сапогом по полу -- другим способом ответить он не мог. В дверь опять постучали. Опять застучал мистер Мур. Откроют ли они, наконец? С огромным трудом он пополз по направлению к спасителям: если бы ему удалось на спине подобраться к двери, он мог бы стукнуть в дверь ногой, и его непременно услышали бы. С той стороны опять постучали в дверь, немного громче, и раздался голос:
