Не пришла. Все правильно. Было бы странно, если бы пришла. И тут же услышала на лестнице грузные равномерные шаги Жака.
— Девушка ждет, мадам.
Она сидела в шезлонге перед домом. Глаза закрыты, руки сложены на коленях, осунувшееся лицо, бледность которого еще больше подчеркивало не шедшее к ней дымчато-серое платье.
— Я немного опоздала. Извините, мадам, я прощалась с… этим. Она повела рукой вокруг.
Прощалась? Прощаются с тем, что жалко оставлять. Ей не хочется уходить из жизни, но она уходит. Парадокс, нелепость. Но мне не было до нее дела, я думала только о предстоящем эксперименте.
Я заторопилась.
— Где документы?
Непредвиденное обстоятельство — документы оказались фальшивыми. Неприятности с полицией мне ни к чему, но я тут же сообразила, что эти документы вообще не понадобятся, потому что через час их не с кого будет спрашивать. А если девушке хочется остаться инкогнито, тем лучше.
Я сунуло их в сумочку. Девушка пристально смотрела на меня. Поняла, что я заметила?
— Благодарю вас, мадам Кейн.
Поняла. Ну и пусть. Это тоже не имеет значения.
— Пошли, Николь.
Мне не надо было прощаться с «этим». Мне не было ничего жалко. Я все уже тысячу раз видела. Все. И я устала. Я вела ее и себя на последний эксперимент Ингрид Кейн. Если все пройдет удачно, мы обе будем через чае мертвы. Наполовину мертвы. У меня умрет тело, а у нее душа. Любопытно, кто на нас потеряет больше?
Девушка вскрикнула: она поранила ногу о торчащий из земли металлический прут. Я смочила платок одеколоном и тщательно продезинфицировала ранку. Николь слабо улыбнулась.
— Спасибо, мадам, это уже ни к чему.
Любопытно, как бы она реагировала, если бы знала? И вот, наконец, мы с ней в усыпальнице.
Я чувствовала себя отлично, слабость и дурнота прошли. Мозг работал быстро и четко. Я уложила девушку на софу в безопасном отсеке и надела ей на голову «волшебный шлем».
— Последнее желание? — усмехнулась она.
Я кивнула. Но я обманывала ее. Ни она, ни я не получим этого прощального подарка, который выдавался лишь в обмен на подлинную смерть. Моя давняя выдумка не поддавалась жульничеству, Ее душа, мое тело — этого было недостаточно, Я начала жульничать.
— Выпейте это. Закройте глаза, расслабьтесь. Думайте о своем последнем желании. Прощайте, Николь.
— Прощайте, мадам Кейн.
Чудачка, ее прямо-таки колотила дрожь. Но постепенно снотворное, которое я ей дала, начало действовать, серые губы порозовели, раскрылись в улыбке.
— Дэвид, — явственно произнесла она.
Дэвид. Мужское имя. Всего-навсего. Признаться, от нее я ожидала что-нибудь поинтереснее.
Девушка спала. Я быстро вытянула из-под пальмы два отводных конца (не толще обычной нитки), подключила один к ее шлему и захлопнула дверь отсека.
Теперь дело за мной. Подготовить софу, шлем. Подключить к нему второй провод. Дистанционное управление, которое обычно находилось в безопасном отсеке, сейчас должно быть под рукой. Отключить роботов-могильщиков. Кажется, все, Я нажала кнопку,
Стараясь глубоко не вдыхать сладковатый, дурманящий воздух, постепенно наполнявший комнату, добралась до софы, натянула шлем и легла. Цепь замкнулась. Острая боль на мгновение пронзила голову, и девушка в отсеке тоже вскрикнула, дернулась во сне. Значит, все идет, как надо. ДИК жил. Мне даже показалось, что я слышу из-под пальмы его гудение, похожее на полет шмеля. Теперь я буду медленно умирать, и каждая клетка моего мозга, умирая, пошлет ДИКу содержащуюся в ней информацию, которую тот примет и передаст клеткам мозга Николь Брандо, стирая в них прежнюю запись. Все очень просто — принцип обыкновенного магнитофона. Сорок лет работы.
Голос священника читал молитву. Ей или мне? Или нам обеим? Я растворяюсь в чем-то голубовато-розовом, в невесомой звенящей теплоте. Никогда не думала, что умирать будет так приятно. Кто изобрел этот газ? Я никак не могла вспомнить,
— Прощайте, Ингрид.
— Прощайте, мадам Кейн.
— Как хорошо!.. Дэвид! — Кажется, это сказала я. И удивилась.
— Дэвид?
— Дэвид, — подтвердили мои губы.
* * *
— Дэвид, — сказала я. И подумала, просыпаясь? «Что за Дэвид?»
Все вокруг было словно в тумане, меня мутило, голова в тисках. «Волшебный шлем»! Я сорвала его, и — непривычное ощущение — на руки, на плечи упали тяжелые зеленовато-пепельные пряди волос.
Николь. Похоже, что странной незнакомой девушки больше нет. Это теперь мои волосы. Николь исчезла. ДИК стер ее. Осталось тело и имя. И это теперь я, Ингрид Кейн. Я мыслю и, следовательно, существую. Удача!
Я внушала это себе, а мозг отказывался повиноваться, осознать, поверить в происшедшее. Наконец, я заставила себя встать, я командовала своим новым телом будто со стороны и ступала осторожно, балансируя и сдерживая дыхание. Попугаи и павлины смотрели на меня с любопытством. Выдернуть провод из шлема. Открыть дверь. Открыть.
В усыпальнице уже вовсю работали вентиляторы, высасывая из помещения остатки ядовитого воздуха. Надо уничтожить ДИКа.
И тут я увидела себя. Свое неподвижное грузное тело, вытянувшееся на тахте, в нарядном серо-голубом платье, которое сегодня утром надел на меня Жак.
Странное, неприятное ощущение в груди, перехватило дыхание, и я почувствовала, что у меня подкашиваются ноги.
Я увидела себя. То, что было мною 127 лет, постепенно меняясь и старея, со всеми своими, чужими и синтетическими деталями. Мое тело, такое знакомое и привычное, будто я смотрелась в зеркало, Но я не смотрелась в зеркало. Я стояла, а оно лежало. Я жила, в оно, по всей вероятности, было мертво, А если нет?
Подойти. Ближе. Надо снять с нее шлем. С нее? Вместе со шлемом снялся парик. Я заставила себя взглянуть. Желтовато-серые щеки, закрытые глаза. Челюсть чуть отвисла, обнажив искусственные зубы, сквозь седой пушок на голове просвечивает кожа. Коснулась своей руки, холодной, уже начинающей деревенеть. Я констатировала собственную смерть и подумала, что прежде это никому не доводилось. Забавно.
Но с моим новым телом тоже было не все в порядке — оно дрожало, будто от холода, оно жило какой-то отдельной от меня жизнью. Эта странная девушка Николь была, несомненно, чем-то больна, и теперь ее болезнь досталась мне по наследству.
Снова натянуть парик на череп. Стащить труп с софы на пол. Несчастный случай. Мадам Кейн почувствовала себя плохо, упала. Сознание отключилось, и не сработала гипотермия. Как было с Бернардом. Никто не додумается производить экспертизу. 127 лет.
Шаги Жака. Что делать? Я не успела ничего придумать — Жак бросился на помощь хозяйке, той, что на полу. Он умеет говорить! Одноразрядный лучемет, который я припасла, чтобы сжечь ДИКа. Пришлось использовать его не по назначению. В спине Жака что-то задымилось, зашипело, и старый робот, взмахнув механическими реками, тяжело рухнул на пол.
