Помимо дохода, приносимого туризмом, нынешний умфау[2] Йиптона Титус Помпо, зарабатывал деньги контрактами с другими мирами на поставку рабочих бригад. В этом, как и в других рискованных сделках, ему помогал Намур вне-Клаттук.
7. Штрома
В первые годы Консервации, когда члены общества Натуралистов посещали Кадвол, они непременно шли представляться в Речной Дом, в надежде встретить там участие и гостеприимство. В те времена Хранитель вынужден был принимать по два десятка гостей разом, причем, пребывание многих из них вообще затягивалось на неопределенное время из-за исследований или просто ради наслаждения новизной окрестностей Кадвола.
Один из Хранителей, в конце концов, не выдержал и восстал, настояв на том, чтобы прибывающие натуралисты жили в палатках на берегу и сами варили себе еду на кострах.
На одном из ежегодных заседаний Общества решили разобраться с этой проблемой. Большая часть программы была встречена в штыки ярыми консерваторами, жаловавшимися на то, что Хартия уничтожается прямо на глазах. На что им возражали: «Прекрасно! Отлично! Но неужели, когда мы прибываем на Кадвол, нам следует жить на биваках? В конце концов, мы все-таки члены Общества!»
В результате был принят некий план, выдвинутый одним из наиболее активных консерваторов. План разрешал строительство небольшого нового поселения в строго определенном месте, чтобы ни в коем случае не повредить окружающую флору и фауну. Место было выбрано по краю скал фьорда Штрома, на Трое; оно оказалось почти до смешного непригодным для жилья, в результате чего возник явный заговор, дабы удержать сторонников этого плана от его выполнения.
Однако, вызов был принят. Штрома пришла в движение, и скоро там вырос маленький городок с высокими узкими домами, с темными или янтарными крышами, с дверями и окнами, раскрашенными в белый, синий или красный цвет. Глядя с другого берега фьорда, дома Штромы казались висящими на краю скалы, как гнезда полярных казарок.
Многие члены Общества, пробыв на Штроме определенное время, приходили к выводу, что жить там вполне можно. Постепенно даже создалось местное население, которое вскоре дошло аж до двенадцати сотен.
На Земле же Общество стремительно хирело, страдая полным отсутствием каких бы то ни было целей и окончательно разрушаемое казнокрадом-секретарем. На последнем заседании все документы и записи были сданы, наконец, в Архивную Библиотеку, и вот — председательствующий прозвонил в колокольчик последний раз.
Но на Кадволе Натуралисты Штромы не придали этому событию никакого значения, несмотря на то, что отныне весь доход Штромы состоял лишь из частных инвестиций с других миров. Правда, Хартия осталась, как и прежде, основным законом страны, и жизнь на станции Араминта текла обычным путем.
8. Замечательные личности и резидент Араминты, Штромы и прочего
В доме Клаттуков две сестры — Спанчетта и Симонетта — отличались несколько большей привлекательностью, чем все остальное семейство. Симонетта, обычно ее называли Смонни, в свою очередь обладала большим воображением и неутомимостью, чем Спанчетта — существо более земное. Обе девицы со временем превратились в высоких полногрудых дам, с шапками вьющихся волос и маленькими глазками, блестевшими из-под тяжелых бровей. Обе отличались страстностью, жадностью и стремлением властвовать. Однако таланты их пропадали втуне — обе были не замужем, хотя и прилагали колоссальную энергию в этом направлении. В годы юности сестры сосредоточили свое внимание на Шарде Клаттуке, каждая намереваясь соблазнить его, выйти за него замуж или заполучить его каким-нибудь иным способом. К несчастью для обеих Шард нашел их равно отвратительными, если и не просто мерзкими, и стал избегать сестер всеми возможными способами, какие только допускали приличия, а несколько раз даже сорвался до откровенной грубости.
Впоследствии Шарда послали служить в ИПКЦ[3] в Сарсенополис на Альфекке-9. Там он встретился с Марьей Этен, темноволосой и грациозной молодой женщиной, полной шарма, чувства собственного достоинства и рассудительности. Он влюбился в нее без памяти и удостоился взаимности. Они даже поженились в Сарсенополисе и через некоторое время прибыли на Араминту.
Спанчетта и Симонетта глубоко оскорбились и обиделись, узнав, что Шард вернулся с женой. Мало того, что поведение Шарда выражало полное внешнее отторжение, оно и на более глубоком уровне говорило о наглости и нежелании смириться. Разгар гнева к тому же совпал с тем, что Смонни не получила диплома об окончании лицея и соответственно не могла стать внештатником. Как раз в это время и приехали Шард с Марьей, и весь ее гнев сконцентрировался в направлении молодой пары.
Переполненная злобой, Смонни уехала с Араминты. Какое-то время она болталась по всей Сфере, занимаясь всем, чем только можно, пока случайно не вышла замуж за Титуса Зигони, владельца ранчо «Тенистая Долина», занимавшего двадцать две тысячи квадратных миль в мире Розалия, а также имевшего космическую яхту «Клейхакер».
Чтобы обеспечить себя рабочей силой, Титус, поддерживаемый Смонни, начал эксплуатировать йипов, привезенных туда никем иным, как Намуром, который делил свои барыши с Калайактусом, умфау Йиптона.
По настоянию Намура Калайактус посетил ранчо на Розалии, где был убит не то самим Намуром, не то Смонни, не то обоими вместе. И таким образом маленький незначительный человечек Титус Зигони вдруг стал «Титусом Помпо, Омфоу», хотя вся реальная власть сосредотачивалась в руках Смонни.
Но, несмотря на все эти достижения, ее ненависть к Араминте в целом и к Шарду Клаттуку в частности так никогда и не прошла, и самым заветным ее желанием было совершить в отношении и той и другого нечто ужасное и кровавое.
Тем временем Намур, легко и хладнокровно, вступил в связь сразу с обеими сестрами.
Примерно в это же время Марья родила Шарду сына, Глауена. Когда мальчику было всего два года, Марья вдруг утонула при весьма странных обстоятельствах. Пара йипов, Селиос и Каттепрлайн были этому свидетелями, но оба заявили, что плавать не умеют и потому помочь Марье никак не могли, да и вообще это дело их не касалось. Радостная полоса в жизни Шарда закончилась. Он допрашивал обоих йипов со всем пристрастием, но оба тупо и упрямо отмалчивались, вследствие чего Шард в бешенстве выслал их обратно в Йиптон.
Глауен прожил свое детство, миновал отрочество, и в двадцать два года стал, наконец, совершеннолетним. Как и его отец, он пришел работать в Бюро «Б». Во всем остальном он также шел по стопам отца, будучи таким же сильным физически, узким в бедрах, широким в плечах — настоящим комком мускулов, а не массой плоти. Черты его лица, так напоминавшие отца, отличались твердостью и определенностью, щеки были несколько впалыми, волосы темными, густыми и коротко остриженными. Только его кожа, хотя и грубоватая, все же не была так прокалена ветрами, морями и песками, как у Шарда. Оба отличались немногословием и сдержанностью и на первый взгляд казались немного скептическими и сардоническими, однако при дальнейшем знакомстве это впечатление быстро исчезало. И действительно, когда Глауен думал об отце, то всегда представлял себе человека доброго, терпимого, абсолютно порядочного и, несомненно, смелого. Шард же, глядя на сына, никогда не мог удержаться от переполнявшего его чувства любви и гордости.
