Ознакомительная версия.
А почему не поглядеть сейчас? Ведь символично, что именно в тот день, когда Сашок решил начать новую жизнь, какая-то высшая сила подсунула ему этот бумажник. Может, от него ждут, что он выполнит свой человеческий и гражданский долг?
Сашок понял, что хочет помочь этим неведомым людям. Пускай операция связана с риском, может быть, с опасностью для жизни. Но нельзя же отворачиваться от людей, если можешь им помочь. Этому Сашка учили в школе, об этом говорила покойная мама. Любому человеку, если он не закоренелый злодей, хочется делать добрые дела. Хочется увидеть благодарные взоры спасенных женщин и детей. И даже хочется вступить в схватку с силами зла.
– А почему бы и нет? – сказал вслух Сашок, сунул бумажник в правый карман куртки, а бумажки в левый и отправился по первому из адресов, чтобы возвратить жертве дьявола расписку кровью и этим спасти его бессмертную душу.
Это благородное решение совершило переворот в сердце Сашка, который внутренне, хоть и не подозревал об этом, именно в этот момент начал превращаться в Александра Ивановича Здешнева, человека с будущим.
Первая жертва обитала в новом кирпичном доме с увеличенными холлами, домофоном. Сашок нажал на кнопку шестой квартиры и, когда изнутри донесся тонкий голос: «Кто еще?», ответил:
– Мне к Спикухину, Эдуарду Юрьевичу.
– Зачем?
– По личному делу, – ответил Сашок.
В микрофоне повздыхало, покашляло, потом дверь щелкнула и открылась. Сашок поднялся на второй этаж. Спикухин ждал его у приоткрытой двери. Спикухин был не толст, но чрезмерно мясист, уши и рыжие волосы прижаты к черепу. Остальное неразборчиво. Одет он был в спортивный костюм фирмы «Адидас». Он оценил быстрым взглядом желтых глаз некрупную, не лишенную стройности, одетую обыкновенно фигуру Сашка и сразу расслабился.
– Я думал, – сказал он вместо приветствия, – что по делу.
– А я по делу.
– Говори, – сказал Спикухин.
Но внутрь не отступил, загораживал проход и не собирался пускать Сашка в квартиру.
– Не лестничный разговор, – сказал Сашок.
– А я тебя не звал.
– Слушай, – ответил Сашок твердо. – Дело касается тебя. Мне что – я уйду. Ты пожалеешь.
– Намекни, – сказал Спикухин.
– Я по поводу дьявола, – сказал Сашок. И сам удивился, как он выговорил это слово – ведь летний день, на площадке светло, дьявола не бывает.
Но на лице Спикухина сразу отразилось внутреннее изумление. Он как-то обмяк, хотя попытался вытянуться, стоять по стойке «смирно». И начал отступать внутрь квартиры, мимо синих с золотом обоев широкого коридора, мимо зеркала в золотой раме, мимо вешалки в виде лосиных рогов, в обширную комнату, где царил египетский гарнитур из пышных кресел и диванов. А Сашок, сразу осмелев и уверившись в том, что все происходящее не розыгрыш, не глупая мальчишеская шутка, наступал на него, как Давид на Голиафа.
– Вы садитесь, – сказал Спикухин. – Если какое поручение от витийствующего, то я сейчас.
Он резво метнулся к японской системе, включил нежную музыку, затем сбегал за дверь, послышалось, как зашумела вода в ванной. Вернулся, утонул в соседнем с Сашком кресле, подвинул к нему вплотную желтые глаза и сказал:
– Внимательно слушаю.
Сашок достал из кармана заранее отделенную от прочих расписку Спикухина, показал ему и спросил:
– Вы писали?
Сашок – человек не агрессивный, но он почувствовал страх Спикухина и не мог не принять строгого тона, как у кадровика, что беседовал с Сашком при приеме на последнюю работу.
Спикухнн принял записку, перечитал, будто никогда раньше не видел, быстро взглянул на Сашка, снова в записку, провел крепким указательным пальцем по своей кровавой подписи, но ничего не ответил.
– Подпись ваша? – спросил Сашок.
– Подпись, – хрипло сказал Спикухин, – моя. Вы же знаете.
Еще несколько минут назад Сашок хотел всего-навсего вернуть бумажку, получить в ответ искреннюю благодарность и идти дальше выполнять свой человеческий долг. Но вдруг ощутил власть над человеком и не смог не воспользоваться ею, не помытарить Спикухина.
– Как же так, – сказал Сашок. – Взрослый человек, состоятельный, с положением, а такие расписки даете? Небось, должность занимаете, людьми руководите?
И, говоря так, надуваясь от власти, Сашок не заметил, что в мгновение ока нечто изменилось. Спикухин положил расписку на журнальный столик, подобрался, глаза посветлели, стали лимонными, и пальцы сжались в кулаки.
– А я подумал, – сказал он медленно, – я подумал, что вы, может быть, и не вы, а он. Облик изменил. Вот что я подумал…
Спикухин словно размышлял вслух.
– А ты ведь не он, – продолжал Спикухин, – взгляд не тот. И не знаешь, где служу… И не из органов. Не из органов ведь?
– Ну что ты, – испугался такой возможности Сашок.
– Вот и скажи мне, где ты взял эту цидулю?
В глазах Спикухина возникла такая угроза для Сашка, что он мгновенно схватил со стола расписку, сжал в кулаке, понимая, что, отняв ее, Спикухин его просто пришибет.
Рука Спикухина дернулась к столику, но опоздала.
Сашок уже выкарабкался из кресла и готов был побежать к двери.
– Так дело не пойдет, – сказал он, проглотив слюну.
Спикухин медленно поднимался, причем его кулаки поднимались быстрее, чем остальное тело. Сашок рванул из комнаты.
Но когда долетел до входной двери, увидел, что она заперта хитрым способом – чужой не откроет.
Шаги Спикухина приближались, как шаги командора.
Сашок увидел справа дверь, на которой был прикреплен медный чеканный барельеф с изображением писающего мальчика. Он рванул дверь на себя, влетел в туалет, быстро заперся на засовчик, и тут же дверь пошатнулась от удара Спикухина.
Сашок уперся в дверь спиной, ногами в унитаз и создал прочную конструкцию. В дверь мерно колотили, она вздрагивала, а Сашок терпел.
Так продолжалось минут пять. Спина устала.
Потом за дверью послышался голос Спикухина:
– Как тебя зовут?
– Сашок.
– Сашок, ты где бумажку нашел?
– Не скажу.
– Сашок, ты что с ней будешь делать?
– Теперь не знаю.
– А раньше что хотел?
– Да я к тебе как человек шел! – обиделся Сашок. – Я думал, отдам тебе бумажку, ты спасибо скажешь.
– Сколько?
– Чего сколько?
– Сколько за спасибо хочешь?
– Да ничего я не хочу. Я к тебе как человек шел. Вижу, расписка, человек в лапы дьяволу загремел. Надо освобождать. Мы же все люди.
– Ты комсомолец, что ли?
– Нет.
– Так запросто хотел отдать?
– Ну сколько тебе повторять, дубина!
– И не из органов?
– Слушай, выпусти ты меня.
– А бумажку отдашь?
– На что мне сдалась твоя бумажка!
– Тогда суй ее под дверь.
– А выпустишь?
Ознакомительная версия.
