Вскоре Джулия проявила интерес к верховой езде, и мы ежедневно, утром или вечером, совершали прогулки, во время которых я объяснил ей, каким образом оказался в этом столетии, помалкивая, разумеется, о своем прошлом и причинах, по которым меня застрелили.
Пока мы не стали близки, я не понимал, что люблю ее. Но в тот день я как раз решил принять второе предложение Поля и только тогда осознал, какое место в моей жизни занимает Джулия.
Помнится, я подошел к окну, отвел занавеску и долго глядел в ночь. Угли в камине, вишневые и оранжевые, ярко светились. Холод проникал сквозь тонкие стены, и от дурного предчувствия у меня сжалось сердце.
— Скоро мне придется отсюда уехать, — произнес я.
— Куда?
— Я не имею права тебе это сказать. Молчание. Потом:
— Ты вернешься?
Я не знал, удастся ли мне это сделать, но ничего не имел против.
— А ты бы хотела?
Снова молчание, а потом еле слышное:
— Да.
— Я постараюсь вернуться.
Почему я взялся убрать Стайлера? Да потому что у меня не было выбора с того самого момента, когда Поль поставил все точки над Они подыскали мне крутую синекуру в своей лавке и вручили пакет крайне выгодных акций, но все это оказалось просто крышей.
Нет, я и раньше не питал иллюзий относительно причин, по которым со мной так возятся: разморозили, лечат, и все задарма. Делалось это по инициативе моего потомка, но исключительно ради «Коза Инкорпорэйтед». Благо медицина давно уже была на соответствующем уровне. Разумеется, всегда приятно чувствовать себя в центре внимания, и неважно, что тому причиной. Удовольствию от их предупредительности никоим образом не мешала догадка, что меня собираются в каких-то целях использовать. Если начистоту, удовольствие от этого даже увеличивалось. Ведь возились они со мной отнюдь не из праздного любопытства, а потому что я обладал определенными вневременными качествами, которых моим потомкам недоставало. На эти качества я и ставил, а проявив их, рассчитывал заслужить одобрение своих новых покровителей.
Об этом-то я и раздумывал, прежде чем натянул поводья и остановил лошадь в том месте горного склона, где оливковые деревья сменялись кустарником, а еще выше начинались скалистые строги. Но я смотрел на огни деревушки внизу.
Через минуту ко мне подъехала Джулия.
— О чем ты задумался? — спросила она.
А я теперь размышлял о том, что со мной сталось бы, если бы я очнулся без каких-либо воспоминаний о прежнем своем существовании. Легче мне было бы или труднее найти себе занятие по душе? Неужели я мог бы уподобиться обитателям этой деревушки с их убогими представлениями о благополучии и сомнительными радостями от повторения одних и тех же действий в десятитысячный раз?
А еще я помню бухту, отовсюду закрытую скалами, яркий солнечный день, и отсветы водной ряби играют на обнаженной груди Джулии — она, закончив купание, выходит на берег и вдруг перестает улыбаться и снова спрашивает:
— Что с тобой? О чем ты все время думаешь?
Когда я получил кличку «Ангел Анджело», за мной уже числилось семнадцать трупов. Что и говорить, приходилось мне в той жизни бороться за место под солнцем. Вряд ли Полю было известно об этом во всех подробностях, хотя однажды он порядком меня удивил, уверенно перечислив фамилии восьмерых покойничков.
И вот не мог я понять, как же это вышло, что щепетильнейшее соблюдение законов и всяких прочих формальностей сделалось для «Коза Инк.» больше чем прикрытием и в конце концов привело к тому, что организация практически не располагала надежными и профессиональными убийцами. Похоже, я и в самом деле был им нужен. Вот уж не ожидал, что в новой жизни буду заниматься все той же грязной работой. Подумать только: заказное убийство — в эпоху удовлетворенных амбиций, отлаженных социальных механизмов, неслыханной продолжительности жизни и космических путешествий! Мне казалось это по меньшей мере странным, как ни старался Поль представить дело в более выгодном свете.
А еще я помню, как мы ели апельсины, расположившись под стенами водоочистительной станции, под стенами, некогда блиставшими белизной, а ныне от воздействия климата и под натиском непомерно разросшихся кустов сирени и глицинии обветшавшими и имевшими по-монастырски мрачный вид, и я гладил Джулию по голове, а она сорвала бледно-зеленую метелку чемерицы, растения, которое в древности применялось как лекарственное средство от безумия, и воткнула ее в мои волосы. Но мысли мои были в этот момент не здесь, они, если можно так выразиться, покинули пределы черепной коробки и вознеслись выше утопавших в сирени стен, потому что механический и монотонный гул работающих водозаборных установок, всасывающих, очищающих и через систему подземного трубопровода пропускающих черт знает какое количество морской воды ежесуточно, навел меня на размышления о двойственной сущности Герберта Стайлера — парня, который согласился стать подопытным кроликом в экспериментах компании «Доксфорд индустри» на некой планете Альво, расположенной так далеко от нашего голубого шарика, что и представить себе это расстояние было жутковато (Джулия на сей раз не заметила моей задумчивости и не произнесла свое обычное: «Что с тобой?»). И вот я недоумевал: считать ли этого малого, подвергнутого операции по удалению нервных окончаний, каковая, кстати, на Земле была уголовно наказуемой, но каковая же и позволила напрямую подключить его к сети гигантского компьютерного комплекса, считать ли, значит, этого беднягу, пожертвовавшего собой во благо интересов своей компании и, понятное дело, ставшего препятствием на пути «Коза Инк.» к одной из ключевых позиций в сфере ее влияния в иных мирах, считать ли его машиной, наделенной человеческим разумением, или же человеком, у которого вместо мозга компьютер, и как вообще называть задание, которое мне предстояло выполнить: человеко- или кибероубийство?
Вот о чем я раздумывал, прислушиваясь к гулу водозаборных установок и вдыхая соленый морской воздух, пронизанный запахом цветущей сирени.
Поль обещал, что мне предоставят необходимые условия для подготовки, не говоря уже о самых современных средствах. Но сначала предложил попутешествовать.
— Отдохнешь, развеешься, — сказал он, — заодно обмозгуешь все как следует.
Глядя в ночь и поеживаясь от холода, я пытался представить, как прикончу Стайлера, вернусь и начну жить заново и по-иному, принадлежа целиком уже этому, нынешнему, времени, а прошлое пусть провалится в тартарары.
— Я постараюсь вернуться, — сказал я и задернул занавеску.
