Мама как-то сникла, устало провела ладонью по лбу.
Папа с грохотом отодвинул табуретку и ушел в детскую. Раздеваться Папа не стал. Он ходил в темноте из угла в угол и, не боясь разбудить уснувшего Сына, пинал все, на что натыкался. В дверь позвонили.
— Здравствуй, Наденька, — раздался слащавый голос Брыкина. — Ты прекрасно выглядишь. Отсутствие мужа идет тебе на пользу.
— Убью! — тихо прошептал Папа и уселся на пол возле двери. Слезы текли по его щекам, а память услужливо выстраивала перед ним все брыкинские рассказы о его похождениях — от четырнадцати лет до последней командировки. «В коридоре поцелует ручку».
— Допусти к ручке, Наденька! — дурачась, но со значением сказал Брыкин.
— Брыкин, это не дружеский поцелуй. Так чего это ты в гости напросился?
Папа вытер слезы и облегченно вздохнул. Брыкин был еще в самом начале своего привычного сценария. «Прошли в комнату. Так, а при мне Брыкина принимали на кухне. Наверняка шампанское притащил. Полусладкое». В комнате выстрелила пробка, раздался негромкий вскрик, потом смех. «Теперь тост про три розы».
Интимное бормотание Брыкина постепенно набирало силу:
— …Так выпьем же за женщин, которые разумно используют свои лепестки!
— Какое вкусное шампанское, — сказала Мама.
— Полусладкое, — подсказал Брыкин.
«Сейчас Финдлея споет. Истасканный репертуар».
— А не спеть ли нам? — промурлыкал Брыкин. — Разучил специально для сегодняшнего вечера.
— Так ведь дети спят.
— А спят? Это хорошо. Ничего, я тихо:
…О том, что буду я с тобой…
«Со мной!» — сказал Финдлей.
Молчи до крышки гробовой.
«Идет!» — сказал Финдлей.
Они рассмеялись.
— А ты все так же нагл и неотразим, — сказала Мама.
«Восхищается». Папа проглотил стоявший в горле ком и решительно открыл дверь.
— Хочу писять! — требовательно произнес он и увидел торт. Это был наполеон. «Часов шесть старалась. Ну-ну». — И торт тоже хочу! Это ты в честь моего приезда испекла? Мама говорила, что в честь моего приезда испекут торт. Положи-ка мне вон тот кусок. Нет, не этот, самый большой… Очень вкусный торт. Мама была права. Когда ты говорила, что нет ничего кроме яичницы, ты о торте просто забыла, не так ли? Что ж, это бывает. В жизни вообще всякое бывает. А это кто? Сосед или кузен? Он мне меньше нравится. А торт просто прелесть. Представь мне, пожалуйста, этого дядю… Что-что? Нет, это слишком длинно. Я буду звать вас просто дядя Брыкин, хорошо? Вы, я полагаю, тоже медик. Завидное постоянство. Женщины в нашем роду завидно постоянны. Вы, я слышал, пели. Не откажите в любезности спойте «В лесу родилась елочка…» Значит, так, вы поете, она подпевает, я танцую. Уверяю вас, втроем мы сможем чудесно провести время. Положите-ка мне еще тортика. Не объемся. А вообще, если уж установились такие доверительные отношения, то я тебя не понимаю. Тот, что был днем — такой интересный мужчина…
Мама закрыла лицо руками.
— Занятный ребенок, — растерялся Брыкин. — Но и занятным детишкам уже давно пора спать.
— Право же, пусть вас это не беспокоит. По амурскому времени уже утро. А я как раз собрался обсудить с вами варианты проявления синдрома Кандинского-Клерамбо.
Брыкин поперхнулся.
— А в какой области медицины вы подвизаетесь? — продолжил Папа. — Косметолог? Скользкая профессия. Дурите нашего брата.
Внезапно Папа ощутил страшную усталость. Эти взрослые стали ему совершенно безразличны. Папу мутило — то ли от сладкого торта, то ли от нервного перенапряжения.
— А ну вас всех к черту! — Папа отшвырнул недоеденный кусок. — Делайте, что хотите.
Папа, не раздеваясь, лег в кровать. Свет от фонаря бил в глаза. В глубине двора, в беседке, расположилась компания подростков.
— Боб, ты козел! — послышалось оттуда.
«Господи, — подумал Папа, — кто же я?» Чем больше он думал об этом, тем яснее становилось, что он стал ребенком не только внешне. Папа с ужасом понял, что им овладевают детские чувства, и даже сохранившийся взрослый интеллект уже не мог их сдерживать. Вспоминая свое сегодняшнее поведение, он подумал, что подарить семилетней девочке помаду не придет в голову ни взрослому, ни ребенку. Получался какой-то странный гибрид, даже страшный в своей странности. Самое неприятное было то, что привыкший четко планировать свою жизнь Папа не мог даже предположить, что выкинет в следующую минуту. Папа по-прежнему хотел бы как можно скорее снова стать взрослым, но сравнивая сегодня и вчера, не мог не признать — теперь жилось интереснее и веселее. Он никогда не думал, что детские шалости могут доставлять столько удовольствия. Испытанный им восторг от хамского монолога перед Брыкиным нельзя было сравнить ни с чем. Но чувство какой-то неудовлетворенности не покидало Папу. Брыкинское бормотание сменила тихая музыка. «Ого, — подумал Папа, — добрался до танца при свечах. Форсирует!» Раздался мелодичный мамин смех. «Быстро же ты отошла».
— Брыкин, — кокетливо сказала Мама, — я все расскажу мужу.
Уже издеваются. Ну что ж, первый выход был несколько скомкан. Посмотрим, кто над кем лучше поиздевается.
Неторопливо, вразвалочку, Папа вошел в гостиную, включил свет, задул свечи, сел в кресло и, закинув ногу на ногу, со вкусом спросил:
— Не ждали?
Брыкин понял, что никому, никогда и ни при каких обстоятельствах он не расскажет про сегодняшний вечер. Перед ним небрежно развалился рахитичный лысый очкарик и, кажется, видел его насквозь.
— Что, из-за девчонки не спишь? — Брыкин понял, что надо устанавливать контакт.
— Как все, — солидно сказал рахит.
— Ну, ты даешь, — притворно восхитился Брыкин и посмотрел на Маму. Мама закусила губу.
— Кстати, о сне, — произнес рахит. — Не знаю, как вы, а я не привык спать один. Мне как-то было неловко сразу настаивать на том, чтобы ты спала со мной, как это делает моя мама, но что делать, — рахит сокрушенно развел ручонками, — никак не могу уснуть. Я надеюсь, мои слова не будут истолкованы превратно, — добавил он после возникшей паузы.
— Старик, ты уже большой, — безнадежно сказал Брыкин.
— Ну что вы, дядя Брыкин, я не столь велик, как вам кажется… А можно я позвоню вам как-нибудь на досуге? — неожиданно сказал рахит.
— О чем разговор, — обрадовался Брыкин, суетливо доставая визитную карточку.
Рахит принял ее с галантным полупоклоном, шаркнул ножкой, сказал:
— Не буду вам мешать, — и, похихикивая, вышел в коридор.
— Марик, за кого ты меня принимаешь? — крикнула вслед Мама и тихо заплакала.
— Аллё, — ответил Марик из коридора. — Квартира Брыкиных? — Голос его стал плаксивым. — Тут ваш муж пристает к моей маме. Тетенька, приезжайте быстрее и помогите ей. Она долго не продержится, Жемчужная, 8, квартира 12.
