В огне труда и в пламени сражений Сердца героев Сталин закалил. Как светлый луч, его могучий гений Нам в коммунизм дорогу осветил...
- Да... Россия не может жить умом, - вздохнул Александр Сергеевич. - Мы живем только мышцами. Поэтому генералы просят увеличить бюджет. Коли нет мозгов, то нужны танки. Вы посмотрите на наш генералитет! Тупые, колхозные физиономии! Что от них можно ждать? Ровным счетом ничего, кроме требований: дайте, дайте, дайте...
- А мы им больше давать не будем, - сказал Абдуллаев. - Мы их постепенно научим подчиняться и работать.
- Я всегда старался изображать генералов умными, - сказал Александр Сергеевич и состроил умудренную опытом физиономию полководца.
- Вы прекрасный, изумительный актер! - похвалил Абдуллаев.
- По системе Станиславского работал, - сказал Александр Сергеевич.
Алексей вновь ударил по струнам балалайки, пропел:
Мы строим счастье волей непреклонной, Дорога нам указана вождем. Подняв высоко красные знамена, Мы в коммунизм за Сталиным идем...
Ильинская подошла к Алексею, положила руку ему на плечо и не своим голосом воскликнула:
- "Люди, львы, орлы и куропатки... Тела живых существ исчезли в прахе, и вечная материя обратила их в камни..."
Наступило молчание. Свет погас. Взвизгнула скрипка и тут же смолкла. Резкий луч прожектора выхватил лицо Абдуллаева, профиль отразился на белом экране, где недавно Соловьев показывал слайды, профиль в белом диске, похожем на полную луну.
Миша, сложив руки на груди, подошел к Абдуллаеву и сказал:
- Вы критикуете Россию с истинно российских позиций. Вся наша интеллигенция только тем и занимается что самобичеванием. Вы, однако, не учитываете одну поразительно загадочную вещь: иностранец, приезжающий в Россию с целью покорить ее изнутри или научить ее чему-то, сам превращается против собственной воли в русского. Это доказано веками. За примерами далеко ходить не приходится, стоит вспомнить Лермунтов, Ганнибалов... Россия - это космическое болото, зашедшему в него - возврата нет, он заболачивается, то есть, как я уже сказал, становится русским. У нас и Пастернак - русский, и Мандельштам - русский, и Ландау русский, и Хачатурян - русский! Вот в чем дело. И не вы, господин Абдуллаев, нас покоряете, а мы вас! И делаем это с потрясающей хитростью и непревзойденным умом.
Абдуллаев пораженно смотрел на Мишу, который между тем продолжал:
- В этом и есть загадка России. Посудите, вы же говорите на русском языке и думаете, наверное, на русском. Согласно Далю, человек, думающий на русском языке, считается русским. Так что поздравляю вас с тем, что вы русский!
- История нас рассудит, - нашелся Абдуллаев.
Ильинская предложила Александру Сергеевичу прогуляться к реке. Когда они подошли к тихой заводи, Ильинская сказала:
- Я не терплю этих кавказцев, но отдаю себе отчет в том, что они очень ловкие.
Из кустов выскочил мальчишка с рыжей крупной собакой и тут же швырнул палку в воду, за которой опрометью, с громким лаем бросилась собака и поплыла. Она плыла и повизгивала от предвкушения удовольствия овладеть палкой.
- Я тоже не очень счастлив их видеть, - сказал Александр Сергеевич. - Но что делать? Если бы не шефство над нами Абдуллаева, мы бы грызли сухари с водой от безденежья. Хо-хо, - вздохнул он.
Собака с палкой выскочила на берег и, улыбаясь, не выпуская из зубов палки, принялась отряхиваться от воды. Брызги долетели до Ильинской с Александром Сергеевичем, так что им пришлось довольно-таки резво отойти от берега.
- А Миша дельно ему возразил, - сказал Александр Сергеевич.
Из кустов послышался голос хромого Алексея:
- А-а... Вот вы где!
- Да вот смотрим на реку. Чудесный вид! - воскликнула Ильинская.
- Давайте прогуляемся по берегу к Благовещенью, - предложил Алексей. - А то как-то разморило меня, надо встряхнуться!
- Вам не тяжело будет? - спросил Александр Сергеевич.
- Нет. Я привык. На работе всегда на ногах. В нашей реанимации не посидишь. То один умирает, то второй. Одного сдашь в морг, нового везут.
- Вы об этом говорите так, как будто на складе товар передвигаете! - слегка возмутилась Ильинская.
- А мы и есть товар, - сказал с долей шутки Алексей и похромал впереди по тропинке вдоль реки.
С неба послышалось тяжелое гудение. Все подняли головы. То летел пассажирский самолет, мигая бортовыми огнями.
- Иной раз режешь человека и забываешь, что режешь себя. Отложишь скальпель, подойдешь к столу в другой комнате, колбаски отрежешь, поешь. Пьем, едим и режем. Все рядом. Ко всему привыкли. Я и на себе испытания проводил для космонавтов. Зонд на шнуре по сосудам мне в сердце загоняли. Заплатили хорошо. Тогда я машину купил, потом развелся и машину продал, так и не поездив. Наше дело врачебное - самое потустороннее. Для меня что свинья, что человек. И там и там органы пищеварения, дыхания, кровообращения. Все очень просто. Сконструировано по одной мерке. Только наш мозг душу генерирует и передает информацию, а свиньи информацию не передают, ну, ту, которую мы считаем информацией. Радио там, телевидение и прочие человеческие премудрости.
- А теперь вы на Абдуллаева работаете? - спросила Ильинская.
- Чего ж не работать? Благодать. На всем готовом. Квартиру мне новую купил. Ту я дочери оставил.
- Для каких целей он вас держит? - спросила Ильинская.
- На всякий случай, говорит. Чтоб врач под рукой был. Медикаменты, оборудование - все есть. Да он всем этим, наряду с другими делами, торгует оптом. Склады огромные, раньше там книги складывали, забиты германским и прочим товаром медицинским. Талантливый человек, одним словом!
С колосников опустился второй задник и закрыл реку. На сцене появилась Маша все в тех же черных джинсах и черной водолазке. Следом вышел Миша.
- Когда я увижу тебя в юбке? - спросил он.
- Увидишь.
- Зимой я видел из окна, как ворона схватила оброненную девочкой сушку, взлетела на крышу, села на край трубы, положила сушку на теплые кирпичи и стала ждать, пока сушка согреется. Из трубы шел дымок, печь топилась.
- Вороны способны к сложным формам поведения, - сказала Маша.
Миша смущенно вздохнул и посмотрел в зрительный зал. Наступила пауза. Было слышно поскрипывание кресел в партере, кто-то сдавленно кашлянул.
- А что случилось с твоей матерью? - спросил Миша.
- У нее была очень тяжелая смерть. Она знала, что умирает. Полгода мучилась. И это в сорок три года! Я до сих пор вижу ее лицо! Что такое смерть?
- Я не знаю, - тихо сказал Миша.
- Исчезновение, - сказала Маша. - Какие страшные слова: мама умерла.
- В этом случае слова обрели свою изначальную сущность.
- Я не хочу этой сущности! - воскликнула Маша. - До чего же примитивна классика! Я жизни своей не пожалею, чтобы бороться с этим примитивизмом. Их время кончилось!
