— У Филиппа! Он ее выпотрошит и зажарит на углях. Филипп сказал, что не видывал таких крупных ставрид… А вы долго будете жить у нас?
— Не очень. — Круглов постучал пальцем по выпирающей ключице мальчика. — Хочешь мне немного помочь?
— Да, — кивает Игорь.
Вечером они обедают на веранде.
— Положить вам еще мяса? — спрашивает Ася.
— Нет, спасибо, — отвечает Круглов. — И мясо, и овощи превосходны. Вы прекрасная хозяйка, Ася.
— Ну уж прекрасная! Просто удалось достать приличный кусок свинины. — Она ставит перед гостем чашку. — Это компот из черешни.
— Мама, — говорит Игорь, очищая хлебной корочкой тарелку, — завтра мы пойдем с дядей Георгием к устью Лузы.
— Лучше съездили бы в Халцедоновую бухту. Там хороший пляж.
— Э, Халцедонка! Мильон человек под каждым тентом.
— И все же это лучше, чем тащиться десять километров по жаре к Лузе.
— Ну, раз так далеко, — говорит Круглов, уловив недовольство в тоне Аси, — то мы можем просто немного побродить по окрестностям.
— Да нет, пойдем к Лузе! — восклицает Игорь. — Вы же сами говорили, что хотите сделать большой переход в этих ботинках.
— Что еще за ботинки? — спрашивает Ася.
Круглов смотрит на ее поджатые губы.
— Просто хочу разносить новые ботинки. Ваши каменистые дороги очень располагают к этому.
— А я уж было подумала, не работаете ли вы в обувной промышленности.
— Если можно, налейте еще компоту.
— Пожалуйста. — Ася наливает из кувшина. — А где вы работаете?
— Моя специальность — биохимия. Я должен завершить кое-какие исследования, а потом уйти… выйду на пенсию.
— Вы прекрасно выглядите для пенсионного возраста.
— Многие это находят. — Круглов поднимается. — Спасибо за вкусный обед. Если не возражаете, пойду отдохну.
Он уходит в свою комнату.
— Игорь, — говорит Ася, — отнеси посуду на кухню. Постой. Зачем он посылал тебя в город?
— Он дал мне список разных деталей, и я сбегал на набережную в радиомагазин. Дядя Георгий научит меня паять.
— Это хорошо, — одобряет Черемисин. — Может, он приохотит тебя к технике. Ну, ступай. Осторожно, не разбей посуду. — И когда мальчик, схватив поднос с тарелками и чашками, умчался на кухню, Черемисин тихо говорит жене: — Ася, хочу тебя попросить. Мне кажется, не следует задавать ему никаких вопросов.
— Почему это? — вскидывается Ася, плетеное кресло скрипит под ее полным телом. — Что он за птица такая? Ты говорил, ему за семьдесят, а он выглядит как твой ровесник.
— Согласись, что это не резон, чтобы плохо к нему относиться.
— Пускай не резон. Но только не люблю, когда человек напускает на себя таинственность.
— Ничего он не напускает. Ты же слышала, ему нужно завершить какую-то работу.
— Вот что я скажу тебе, Миша. Пусть он лучше завершает в другом месте. Мало ли, взорвется у него что-нибудь. Или, чего доброго, дом подожжет. Я попрошу у нас в курортном управлении путевку для него в пансионат…
— Нет, — решительно говорит Черемисин. — Нет, Ася, он будет жить у нас сколько захочет. Он родной брат покойной мамы.
— Как хочешь. — Ася щеточкой смахивает крошки со стола на подносик. — Как хочешь, Миша. Но мне это не нравится.
В темное небо, шипя, взлетает ракета и рассыпает веер разноцветных огоньков. И еще, и еще ракеты. В небе крутятся огненные спирали, брызжет звездный дождь.
Черемисин спускается в сад, выносит из хозяйственной пристройки поливной шланг. Свернув за угол дома, останавливается в тени деревьев, невольно затаив дыхание.
Круглов стоит в темной комнате перед раскрытым окном. Сполохи ракет освещают его лицо, поднятое к небу. Лицо спокойно. Но что-то в нем чудится Черемисину такое, от чего ему и стало не по себе. Безмерная усталость — вот что читалось на лице нежданного гостя.
Черемисин делает шаг в сторону, скрипнули ракушки под ногой — Круглов опустил взгляд. И, увидев Черемисина, говорит ровным голосом:
— Большое гулянье в Карабуруне.
— Да, — говорит Черемисин. — Это в честь выпуска бальнеологического техникума.
Виктор Андреевич Волков-Змиевский выходит из своего кабинета в коридор лаборатории и замечает молодую женщину в джинсах и белой курточке, идущую навстречу, читающую таблички на дверях. Она быстрым шагом подступает к Виктору Андреевичу.
— Вы Волков-Змиевский?
— Да.
— Мне нужно поговорить с вами.
— Простите, мне некогда. — Он открывает дверь в комнату, где работают у компьютеров программисты.
— Только один вопрос. — Женщина смотрит тревожными большими глазами. — Где Круглов?
Волков-Змиевский останавливается. Прикрывает дверь.
— А кто вы, собственно?
— Меня зовут Галина. Георгий Петрович внезапно исчез, я очень тревожусь… Я дочь Штейнберга.
— Вы дочь Леонида Михайловича? Пройдемте ко мне. — Волков-Змиевский ведет ее в свой кабинет. — Присаживайтесь, Галина Леонидовна. Я знаю, что ваш отец умер недавно…
— Он умер седьмого марта.
— Разбился, кажется, в машине?
— Можно я закурю?
— Да, пожалуйста.
— Где же Георгий Петрович? В командировке?
— Нет. В прошлый понедельник я подвез его до города, и по дороге он сказал, что намерен уволиться с работы. На следующий день пришло по почте его заявление об увольнении, а сам Круглов на работе не появился. Я не знаю, где он.
Галина отворачивается к окну, быстрыми, нервными затяжками курит.
— Так не поступают, — продолжает Волков-Змиевский. — Я, конечно, не формалист, но есть же порядок, который надо соблюдать. У нас были прекрасные отношения, я ведь знаю Георгия Петровича давно, с пятьдесят восьмого года. Я только окончил институт, пришел младшим научным сотрудником, когда Круглов работал тут с вашим отцом. Ну не тут, конечно, но в отделе Рогачева, из которого вообще-то и вырос наш институт…
— Рогачев, — говорит Галина. — Может быть, Рогачев?..
— Я тогда, конечно, не все понимал, просто выполнял их поручения, но было ощущение, что они, ваш отец и Круглов, успешно завершали важное исследование.
— Мне рассказывала мама: они чуть не погибли тогда, в шестидесятом. Какой-то аспирант нашел их полумертвыми и…
— Этим аспирантом был я.
— Вот как! — Галина расплющивает окурок в пепельнице. — Георгий Петрович никогда мне об этом не рассказывал, он вообще о своей работе не любил говорить. Отец тоже. Но мама догадывалась… Что у них произошло тогда в лаборатории?
— Этого я не знаю. Меня, говорю же, они в свои дела не посвящали. Они остались в лаборатории после рабочего дня. Вечером мне вдруг позвонила ваша мама. Вера Николаевна, кажется?
