- Я сделаю это, клянусь. Я разобью стан дикарей. Мои братья помогут мне.
Двое отважных воинов встали рядом с ним. Их лица и плечи скрывала подсохшая красная глина, но никакая краска не смогла бы затмить великолепие боевых шрамов.
На плечах Оцелота красовались следы от когтей ягуара, зверь напал со спины, но воин одержал победу над коварным хищником и бросил драгоценную шкуру к ногам своей матери.
А кривым надрезам на ребрах Поющего Кенара позавидовал бы даже Несокрушимый Вождь. Эти раны ловкий охотник получил в неравном бою с пещерным медведем.
Но такого украшения, как следы от зубов каймана, глубоко распоровшие бедро и спину Храброго Лиса, никто никогда в этом мире не удостоится. Потому что челюсть каймана - это смерть. Лишь настоящий герой сумеет ее укротить.
Я помнила каждый шрам на сильных мускулистых телах моих друзей. Мы выросли вместе. Скакали, как лемуры по верхушкам деревьев или добывали ракушки в ручьях. Я обмывала царапины юных охотников горячей кумарой, смешанной с молоком горных пчел, а позднее, когда сорванцы превратились в статных воинов, только я могла зашептать края свежих ран так, чтоб немедленно срослись, не растеряв последнее тепло. "У тебя волшебные руки", - шептали с улыбкой братья, скрывая боль на дне горячих глаз.
Сейчас эти глаза были полны решимости. А храбрые души рвались в бой. Я знала, что братья отвоюют мою жизнь у жреца.
- Не плачь, сестра.
- Жди.
- Мы вернемся с победой.
Когда ветви над тайной тропой захлопнулись, вождь сказал:
- Будем ждать. Если богам угодно, души плененных омельгонов вознесутся к чертогам Пернатого Змея, и Синеглазая Лань будет освобождена.
- Мудр и добр наш вождь. Пусть порадует богов мудрость Несокрушимого! - воскликнула мать.
Я бросилась в ее объятья. Рука матери ласково пробежала по моим спутанным волосам. Но суровый голос отца продолжил вещать, словно все еще зачитывал приговор:
- Это не все. Пока храбрость воинов не вернула честь нашему дому, я, вождь племени Солнечной Долины, именем наших славных предков, лишаю тебя, Синевласая Лань, права называться дочерью вождя. С этого дня ты изгой и рабыня последнего среди нас.
- Рабыня, - горестно вздохнули женщины.
- Суров наш вождь, но справедлив.
Крученая Губа, несносный выродок (так жрец, бывало, сам называл дочь), скорчив ехидную рожу, прогарцевала ко мне с метлой, связанной из веток пинны.
- Рабыня? - ехидно усмехнулась она, сунув грязный пучок в мои руки. - Тогда это - твое!
-3-
Женщины выкопали глиняные кувшины из-под корней раскидистого бука, спасающего деревню от северных ветров. Это была последняя наша вода. Сосуды пропахли мокрой землей, к прохладным бокам прицепилось множество жирных личинок. К лакомству устремились голодные ребятишки. Ловкие руки отколупывали червячков и с удовольствием отправляли в рот.
Матери глядели на довольные лица и гладили чад по лохматым головам: "Ешьте, детки, личинки жирные, смолистые, у мальчиков вырастут большие пипки, а у девочек длинные косы".
Малышка Лилия сунула мне в рот парочку червячков.
Обожаю не сразу их разжевывать, а медленно накручивать на язык длинные тельца, наполненные терпким ароматом горьких цветов. Пока червячки щекочут щеки, я знаю, что неописуемое наслаждение - впереди. Чем дольше малютки копошатся во рту, тем приятнее на вкус. Это из-за слез. Они плачут сладкими слезами от радости. Потому что мелкие вертлявые никому не нужные души скоро примет безмерный желудок бога. Спешите, милые, к своему ненаглядному идолу. Мои крепкие зубы помогут вам.
С Маленькой Лилией мы неразлучные ручейки. Золотая сестричка никогда не назовет меня рабыней. Она вырвала из моих рук унижение, скрученное из пинны, и бросила его в костер. Крученая Губа при этом так заверещала, что даже сам Жабий Жрец сбежал на болото с мешком для лягушек, печально мотая головой.
"Именем Предков! Все слышали? Рабыня! - вопила Крученая Губа, врываясь в сонные дома. - Синевласая Лань больше не дочь вождя. А с рабыней - делай что хочешь. Поглядите на этих двух цыпочек. Сожгли мою метлу, думают, она виновник их бед. Глупые принцессы! Убежали, спрятались на краю деревни, думают: к ним не дотянутся волосы стыда, не обмотаются вокруг шей и не задушат. А для чего придуманы законы? Если Храбрый Лис не вернется, я первая брошу в преступницу камень. А Маленькой Лилии требуется порка!"
Я сидела в сторонке и думала. Ну-ну, только сестренку не задевай. Вспомнишь, кто научил меня в детстве танцу Ликующего Топора. Надеюсь, Крученая Губа не забыла, что мы с моей дубинкой - чемпионы по раскалыванию тыкв?
Женщины, стряхнув с плеч хныкающих детей, ухватились за изогнутые края кувшинов и потащили их к дому Побед. На площади собрались старейшины, чтобы разделить воду. Они медленно раскупорили узкие горлышки, и тягучие струи наполнили базальтовые чаши. Губы младенцев с жадностью впивались в млечные края и вытягивали влагу до последних капель со дна.
- А ты уходи! Рабыням не положено воду с нами пить! - завизжала Крученая Губа, заметив меня в очереди за водой. - Разве тем, кто вызвал засуху, полагается хотя бы капля, отобранная от младенцев и матерей?
Отец со злостью отшвырнул мою чашу из-под ленивой струи. Сосуд взлетел дугой, ударился об жернов и осыпал осколками почву под ногами.
Громко захныкала Маленькая Лилия. Кусочек обсидиана задел ее, на щеке выступила кровь. Я обняла малышку, зализала ранку языком, приклеила сверху листочек иззы: "Не плачь, пустяки, царапинка скоро заживет".
Мой укоризненный взгляд взбесил Несокрушимого. На висках выступили скрученные вены, казалось, невидимая сова запустила когти в седую голову, пытаясь ее раздавить. Он сказал:
- Прочь, негодная дочь! Не проси воды! Не облизывай губы! Не умоляй глазами! Не получишь ни капли! Лучше б ты умерла при рождении! Лучше б не родилась на позор нашему роду! Несчастная, будь проклята! И я, породивший тебя, лишаю также себя и твою мать драгоценных капель, пока небо не простит нашу кровь за неслыханную дерзость!
- Суров наш вождь, но справедлив, - закивали головами женщины, а малыши сразу прекратили плакать и ныть.
- Уверена, Старший жрец не отменит казнь, - ужалила взглядом Крученая Губа.
Я убежала в свой любимый уголок. О брошенном гнезде синепера никто из моих сородичей не знал. На южной стороне леса пышно сплелись кронами два шоколадных дерева. Темно-зеленые листья осыпались прахом под ногами, ароматом цветов пропитались голые ветви и шершавая кора.
Я взобралась вверх по стволу и уселась в удобную развилку между ветвей. Это гнездо я нашла в прошлом году. Большой синепер. сплел его из гибких ветвей и укрыл дно голубым пухом и лепестками орхидей.
