— Здравствуй, Александр, — приветствовал его тот же самый голос, знакомый и незнакомый одновременно. — Ну хоть ты-то разобрался?
— Кто говорит? — разъяренно спросил Григорьев. Все это было очень похоже на розыгрыш.
— Александр Григорьев.
— Это я — Александр Григорьев.
— Я — тоже… Значит, не разобрался…
— Кто вы такой?
— А на главпочтамт пойдешь?
Никто не мог знать об этом!
— Да кто же вы такой, черт вас возьми!
— Я Александр Григорьев.
— Как это понимать? Откуда вы знаете про главпочтамт?
— Я знаю. Ну ладно. Звони, если захочешь.
— Вряд ли! Я мистификаций не люблю.
— Звони, если захочешь.
Александр бросил трубку. В то, что его душа может разговаривать с ним самим по телефону, он, конечно, не верил. Он и в душу-то не очень верил. Но на розыгрыш это все-таки мало походило. А что говорили тому толстячку, который здесь жил перед ним, подумал Александр. Действительно, с ума можно сойти.
В дверь постучали, осторожно, негромко, но по-хозяйски. Александр поднялся с кресла и открыл дверь.
— Входите.
— Директор Солюхин. Андрей Павлович. А вы — Григорьев.
— Да. Александр. Проходите. Садитесь.
Директор, стройный, подтянутый, похожий на крупного научного работника, прошел, сел в кресло и дотронулся пальцем до корпуса телефона. Александр сел рядом на край кровати и машинально взглянул на часы.
— Понимаю. Времени у всех в обрез. Буду краток. Вы, Александр, уже пользовались этой штуковиной? — Директор осторожно щелкнул телефон. Действует?
— Пользовался. Действует, как аттракцион «американские горки». Аж дух захватывает.
Директор рассмеялся:
— Ах, молодежь! Крепкие у вас нервы. Значит, он вам не мешает жить?
— Да как вам сказать… Ничего страшного, но и не особенно приятно.
— А другие бегут.
— Я знаю. Видел.
— Так вот, Александр, этим феноменом заинтересовался ученый мир.
— Откуда же ученый мир узнал?
Директор непонимающе посмотрел на Григорьева:
— Я сам сообщил. По долгу службы.
— Ну-ну.
— Сегодня вечером в эту комнату явится комиссия. Человек пять. Понимаете?
— Понимаю. Выметаться, значит, надо.
— Что вы? Наоборот! Вы как представитель пострадавших…
— Я не пострадавший. Этот телефон не нанес мне никакого ущерба.
— Ну, хорошо. Как свидетель. Устраивает вас это?
— Допустим.
— Вы, как свидетель, можете быть полезны комиссии. Наверное, придется отвечать на вопросы или продемонстрировать феномен. Мало ли что еще. Словом, я попросил бы вас сегодня вечером, часиков в семь, быть у себя в номере. Как вы?
Александра это не устраивало, но взгляд директора молил.
— Ладно. Буду в семь.
История с телефоном заняла слишком много времени. Теперь Александра могло выручить только такси. И случай сразу же улыбнулся ему, как только он вышел из корпуса, таща в руке помятый плащ.
На главпочтамте девушка, выдающая корреспонденцию до востребования, приветливо улыбнулась ему как хорошему знакомому и развела руками, прибавив:
— Наверное, еще пишут.
«Если бы так», — подумал он с тоской.
У главпочтамта он позвонил из автомата Бакланскому, но того не оказалось дома. Тогда Александр снова поймал такси и через десять минут был у проходной головного научно-исследовательского института, где и должна была проходить защита.
В бюро пропусков Григорьев встретил Анатолия Данилова. Тот изучал карту достопримечательностей Марграда, висевшую на стене. Пропуска наконец были выписаны. Григорьев и Данилов благополучно миновали проходную, поплутали по этажам института и нашли нужный отдел.
Бакланский был уже здесь. Он сразу представил своим сотрудникам членов комиссии. Григорьев запомнил троих; заместителя директора института по научной части Анатолия Юльевича Согбенного, начальника отдела Игоря Андреевича Громова и начальника лаборатории Владимира Зосимовича Карина. Работы Карина, кстати, были близки к исследованиям группы Бакланского. А вот Данилов, впервые попавший в столь именитую компанию, от волнения не удержал в памятная ни одной фамилии.
Григорьеву не раз приходилось встречаться с руководителями и администраторами всех рангов, но всегда его не оставляло неловкое чувство самозванца, как если бы его по ошибке принимали чуть ли не за родного сына. Впрочем, он так же хорошо знал, что, приведись случай, и все эти добродушные «дяди» столь же запросто могут раздолбать любую его, не понравившуюся им, идею. При этом он никогда бы не смог на них рассердиться.
Комиссия должна была начать работу в десять часов, но шел уже одиннадцатый, а собрались далеко не все. Особенно грешили представители проектных организаций.
Бакланский смеялся, рассказывал анекдоты, но те, кто хорошо его знал, видели — Бакланский нервничает, Незаметно для одних, заметно для других, он и в частной беседе прощупывал почву. Когда необходимо, Бакланский умел отключаться от всех лишних проблем, терял суховатость, выказывая характер вполне обстоятельного человека, особенно в делах, касающихся защиты темы. Он уже успел выяснить, как относятся к их отчету те, кто будет разрабатывать тему дальше, и те, кто проводил работы, несколько похожие на их собственные.
Члены комиссии разгуливали по коридору. Бакланский выбрал момент и спросил у Григорьева:
— Как устроился с гостиницей?
— Хорошо, Виктор Иванович.
— Ну и отлично. А если бы не повезло, мог позвонить мне. У меня отец болеет, но устроить можно. А старик, так тот был бы чрезвычайно рад. — В его голосе было столько искреннего участия, что Григорьеву даже стало чуть-чуть стыдно за вчерашние мысли о шефе. — А ты, Толя, нашел свою тетку?
— Нашел, — ответил Данилов, — Все нормально.
В коридоре на стенах висели газеты лабораторий, разнообразные, яркие, привлекающие внимание стенды и плакаты, фотографии лучших людей отделов. На одной из них Александр узнал вчерашнюю девушку из ресторана. Ее звали Галя Никонова. Фотографы, конечно, умеют делать фотографии, на которых все кажутся красавцами и красавицами. Но здесь было что-то совершенно необыкновенное. Каждый понимает красоту по-своему. Так вот, для Александра эта девушка с фотографии вдруг предстала эталоном красоты. У нее было правильное, овальной формы лицо с высоким лбом и искусно сделанной прической. Большие, широко расставленные глаза, живые даже на фотографии. Нос примой, с продолговатыми нервными ноздрями, губы ярко очерченные… На такое лицо можно смотреть сколько угодно, и оно не перестает нравиться, каждое мгновение поражая совершенством и красотой.
