— По-моему, все это иллюзия, — сказал Антон. — Сучков не изменится, пошли его хоть к Сириусу.
Макс только передернул плечами: он не любил, когда опровергаются его заключения, основанные, как он полагал, на тонком психологическом анализе и знании малейших движений человеческой души.
Мы увидели восход Фобоса, он мчался нам навстречу — уродливый космический камень. Как жаль, что уже давно развеялась легенда о его искусственном происхождении. Сколько книг написано о пустотелом шаре, запущенном марсианами вокруг своей планеты. Вероятно, и Фобос и Деймос — осколки Фаэтона, попавшие в притяжение Марса, теперь они носятся в опасной близости от его поверхности и, как предсказывают астрономы, довольно скоро
— конечно, в космических масштабах — врежутся в тело планеты, если мы не найдем способ удержать их на орбите.
Зингер оказался верен себе: он первым увидел на Фобосе ровную, как стол, площадку и тут же вывел заключение, что это космодром марсиан.
— Отсюда они запускали свои ракеты, — сказал он. — Неужели вы не заметили, что на заснятой ленте у Фобоса одна из граней представляет как бы плоскость кристалла?
Когда после вахты я заглянул в оранжерею, Феня встретил меня радостным воплем:
— Друг мой, Феникс! Мы с тобой были правы!
Может быть, и на самом деле на Фобосе существовал космодром! Будь я на месте Вашаты, я бы посадил на него «Землю» и обследовал спутник. На нем нет песчаных бурь, там должны остаться сооружения, ангары, может быть, останки людей!..
Планетолет вел себя безукоризненно. Извергая пламя тормозных дюз, «Земля» плавно опускалась на каменистое плато, на «пятачок», после долгих исследований подготовленный роботом. Площадка была ровной, обрамленная каменными столбами и колоссальными глыбами.
На Марсе нет недостатка в посадочных площадках. Бескрайни его ровные, как теннисные корты, пустыни. Но Космоцентр интересовал «приморский» район с довольно сложным рельефом местности, поэтому столько сил и средств было затрачено, чтобы оборудовать первый космодром на Марсе.
Выбор места впоследствии полностью оправдал себя. В пяти километрах от космодрома находился вулкан, который Вашата назвал Большим Гейзером, через равные промежутки в шесть часов он выбрасывал из кратера очередную порцию сернистого газа с водяным паром, а в остальное время курился желтым дымком. Лучший ориентир трудно было найти в этом районе. В случае урагана каменное ограждение могло послужить хорошей защитой. Мы все еще трудно себе представляли силу марсианских вихрей, хотя автоматы накопили большой материал. У всех в памяти остался случай с первым роботом, застигнутым песчаной бурей; тогда у него не было от нее защиты, и бедняга катился по пустыне, посылая радиовопли на всю вселенную. По счастью, его быстро зажало среди камней и засыпало песком. Когда буря стихла, у него хватило «ума» и сил выбраться из дюн. С тех пор он всегда ложился, как только сила ветра достигала трехсот сорока метров в секунду. Этот робот, прозванный Бедуином, погиб, сорвавшись с кручи, а возможно, опять тому причина ураган. Бедняге не за что было зацепиться, и его сбросило в пропасть. Собрат Бедуина — Туарег-1 более совершенное существо, снабженное добавочными конечностями, способное укрываться в расщелинах и закапываться в песок при низком барометрическом давлении. Он нашел посадочную площадку, рассчитал ее размеры, убрал большие камни и настойчиво посылал сигналы о полной готовности космодрома к встрече далеких гостей.
Планетолет мягко присел на свои паучьи ноги, прекратилась вибрация, в ушах звенело от наступившей тишины и волнения. Медленно оседала пыль, поднятая двигателями.
— Поздравляю, ребята! Вот мы и прилетели! — сказал Христо Вашата, как-то буднично, устало улыбаясь.
Все мы совсем по-иному представляли себе этот великий момент: возгласы радости, объятья, пожимания рук, хлопанье по плечам, а сейчас мы стояли и улыбались, подавленные своим свершением. Видимо, все-таки где-то в недрах сознания таилась мысль: не долетим, не может быть. А долетим, то всякое может случиться. Хотя дома миллионы людей трудились десятилетия, чтобы все получилось как надо. И вот мы смотрим на поле экрана, затянутое красным туманом. Проступают очертания каменных столбов, как на Енисее, каменные глыбы — лбы, отполированные ветром, словно в пустыне Гоби. Да, да, все как будто знакомое — и все же иное: не та окраска, свой скульптурный почерк в отделке камня, не тот фон: небо фиолетовое, как у нас в стратосфере, воздух жидкий, его мало, почти нет.
Наконец Вашата встал со своего пилотского кресла и сказал торжественно:
— Включить телекамеры для планеты Земля!
Начиналось выполнение программы. Нашу посадку передавал на Землю Туарег, теперь подошла наша очередь демонстрировать свое отличное состояние и радость по случаю прибытия на Марс.
— Камеры включены! — доложил Антон.
Теперь мы улыбались, правда, несколько натянуто, но там, дома, отнесут это за счет дальности расстояния, помех. Жали друг другу руки, обнимались. Почти то же самое говорили, почти так же улыбались первые космонавты, вылетевшие за пределы атмосферы. Заточенные в тесные кабины, они испытывали все время изнуряющую невесомость. Их улыбка после приземления была равносильна героическому поступку. Мы летели со всем возможным комфортом: просторные помещения с искусственной гравитацией, могучий автономный корабль, идеальная связь, нас здесь ждали посланцы Земли. Между первыми полетами вокруг Земли и нашим путешествием разница колоссальная, как между переездом через океан на плоту и на лайнере.
Мы даже пытались качать Вашату, да он так ухватился за спинку кресла, что нам было его не оторвать от нее.
— Отставить! Не по сценарию, — нашелся наш Христо. — Идиоты, сорвете с болтов!
— Да, да, не по сценарию, — вздохнул Зингер и, обернувшись к объективу камеры, расплылся в своей самой обворожительной улыбке. Его блаженный лик, слегка деформированный, обошел обложки всех земных журналов, красовался на миллиардах газетных полос. Мы выглядели жалкими придатками к этому человеку, излучающему всепобеждающий оптимизм. Особенно пришелся по душе Макс американцам.
Затем мы от чистого сердца приветствовали Туарега-первого, и он ответил своими позывными и поднятием одной из четырех рук.
По сценарию, разработанному еще в Космическом центре, первым должен был ступить на поверхность Марса Вашата, затем Макс, мы с Антоном оставались в корабле, обеспечивая телепередачу этого величайшего в истории момента и давая пояснения телезрителям земного шара. Все же Макс Зингер сошел по трапу первым и, несколько раз притопнув ногой, сказал:
