— Что ты имеешь в виду?
— А вот это… — ответил марсианин и исчез с кресла. Слово «вот» донеслось еще с кресла, а «это» — уже из-за спины Люка.
Он повернулся. Марсианин сидел на краю газовой плиты.
— Боже… — молвил Люк. — Телепортация.
Марсианин исчез. Люк снова повернулся и снова обнаружил его в кресле.
— Никакая не телепортация, — сказал марсианин. — Квимение. Для телепортации нужна техника, а для квимения только мозг. Ты этого не можешь, потому что недостаточно развит.
Люк выпил еще.
— И так ты проделал весь путь с Марса?
— Конечно. За секунду до того, как постучал в твою дверь.
— Ты приквимивал сюда раньше? Допустим… — Люк снова ткнул в него пальцем. — Держу пари, что довольно часто. Именно на этом основаны легенды о гномах и…
— Вздор! — отмахнулся марсианин. — У вас, людей, проблемы с мозгами и этим вызваны ваши суеверия. Меня здесь никогда раньше не бывало. Никого из нас не было. Мы только что открыли принцип квимения на большие расстояния, а до сих пор могли перемещаться только по Марсу. Чтобы сделать его межпланетным, нужно севить хокиму.
Люк еще раз ткнул перстом.
— Тут ты и попался. Как же ты можешь говорить по-английски?
Губы марсианина презрительно скривились. Эти губы превосходно подходили для того, чтобы презрительно кривиться.
— Я говорю на всех ваших примитивных языках. По крайней мере тех, на которых идут радиопередачи, а все остальные могу изучить в течение часа каждый. Дешевка. А вот вам не изучить марсианского даже за тысячу лет.
— Ну, знаешь ли! — воскликнул Люк. — Ничего удивительного, что вы презираете людей, если составили мнение о нас по нашим радиопрограммам. Признаться, большинство из них вообще ни к черту.
— Значит, большинство из вас тоже ни к черту, иначе вы не пускали бы их в эфир.
У Люка уже кончалось терпение и виски в стакане. Он уже начинал верить, что перед ним настоящий марсианин, а не плод его воображения или безумия. «А-а, — вдруг подумал он, — что мне терять? Если я спятил, ничего не поделаешь, но если это взаправду марсианин, нельзя упустить такую возможность».
— Как там у вас, на Марсе? — спросил он.
— Не твое собачье дело, Джонни.
Люк еще раз глотнул из бокала, сосчитал до десяти и решил быть таким спокойным и рассудительным, как только возможно.
— Слушай, — сказал он. — Сначала я вел себя грубо, потому что ты застал меня врасплох. Хочу перед тобой извиниться. Почему бы нам не стать друзьями?
— А зачем? Ты принадлежишь к примитивной расе.
— Потому что тогда наш разговор станет приятнее для нас обоих.
— Не для меня, Джонни. Мне понравилось дразнить людей. Люблю ругаться. Если ты решил меня разжалобить, я пойду поговорю с кем-нибудь другим.
— Подожди, не… — Люк вдруг понял, что выбрал неверную тактику, если хотел задержать марсианина. — Ну так вали отсюда, если уж собрался, — буркнул он.
Марсианин широко улыбнулся.
— Так-то оно лучше! Теперь можно и поговорить.
— Зачем тебя принесло на Землю?
— Это тоже не твое собачье дело, но я с удовольствием отвечу. Зачем на вашей паршивой планетке люди ходят в зоопарк?
— И долго ты будешь здесь развлекаться?
Марсианин склонил голову набок.
— Настырный ты парень, Джонни. Я тебе не справочное бюро. Что я делаю и зачем — не твое дело. Скажу тебе одно — я прибыл не затем, чтобы преподавать в детском саду.
Стакан Люка снова был пуст, и он снова наполнил его.
Если гость желает поругаться, пожалуйста.
— Ах ты, маленький зеленый прыщ, — сказал он, — какого черта я не подумал о том, чтобы…
— Сделать что? Мне? Ты и кто еще?
— Я с фотоаппаратом и вспышкой, — ответил Люк, недоумевая, почему не сообразил насчет этого раньше. — Я хочу сделать хотя бы один снимок. Когда я его проявлю…
Он поставил бокал и бросился в спальню. К счастью, в аппарате была пленка, а во вспышке батарея: собираясь, он сунул их в чемодан, конечно, не для съемки марсиан, а потому, что Бенсон рассказывал о койотах, часто подходящих по ночам к дому. Люк рассчитывал снять одного из них.
Вернувшись обратно, он быстро отрегулировал аппарат, поднял его одной рукой, держа в другой вспышку.
— Хочешь, чтобы я позировал? — спросил марсианин. Он сунул большие пальцы в уши и замахал остальными десятью. Потом скосил глаза и показал длинный зеленовато-желтый язык.
Люк так его и щелкнул.
Вкрутив во вспышку новую лампу, он перевел кадр и еще раз поднял аппарат к глазам. Однако марсианина на месте не было, его голос доносился из другого угла комнаты.
— Одного хватит, Джонни. Не докучай мне больше.
Люк молниеносно повернулся и направил аппарат в ту сторону, но прежде чем он успел поднять вспышку, марсианин исчез. Голос из-за спины посоветовал Люку не выставлять себя большим идиотом, чем он уродился.
Сдавшись, Люк отложил аппарат. Худо-бедно, один снимок у него есть. Когда он его проявит, на нем будет или марсианин, или пустой стул. Жаль, что пленка не цветная, но всего иметь невозможно.
Он вновь взял стакан и уселся, потому что пол под ногами начал слегка раскачиваться. Пришлось выпить еще, чтобы его успокоить.
— Дерьмо… — сказал он. — Слушай, вы, значит, принимали наши радиопередачи. А как у вас с телевидением, отсталые космиты?
— Что такое телевидение, Джонни?
Люк объяснил ему.
— Волны этого типа не доходят так далеко, — сказал марсианин. — И слава Аргесу. Даже просто слушать вас, людей, противно. Теперь, когда я уже повидал человека и знаю, как вы выглядите…
— Тупицы, — отчеканил Люк. — Не изобрели телевидения.
— А зачем? Нам оно не нужно. Если в нашем мире происходит такое, что мы хотим увидеть, мы просто квимим туда. Скажи, я случайно наткнулся на такую диковину, или все остальные люди такие же мерзкие, как ты?
Люк едва не подавился виски.
— Ах ты… слушай, думаешь на тебя приятно смотреть?
— Для другого марсианина приятно.
— Держу пари, что девчонки от тебя бьются в истерике, — сказал Люк. — То есть, если у вас на Марсе есть девчонки.
— Да, мы двуполые, но, слава Аргесу, не как вы. Неужели вы, земляне, действительно ведете себя так мерзко, как герои ваших радиопостановок? И чувствуете к вашим самкам то, что называете любовью?
— Не твое собачье дело, — отшил его Люк.
— Это ты так думаешь, — заметил марсианин.
И исчез.
Люк встал — не очень уверенно — и огляделся, чтобы проверить, не сквимил ли пришелец в другую часть комнаты. Не сквимил.
