И станет богом.
Ему, возможно, суждено спасти человеческую расу с помощью тех самых инструментов, которые должны были уничтожить её создателя.
* * *
Внезапно, подчиняясь какому-то внутреннему импульсу, Скандер вскочил и бросился бежать по коридору. Он словно всей кожей чувствовал надвигающуюся опасность. Ему казалось, что сейчас, в данную минуту, происходит нечто страшное, непоправимое…
Дверь в лабораторию была распахнута.
Варнетт сидел у включённого телевизора, рассматривая чёткое изображение той самой клетки, которую исследовал Скандер, со всеми её энергетическими связями'.
Скандер остановился как вкопанный. Его рука скользнула к поясу, и дрожащие пальцы нащупали коробочку с фильтром. Да, все на месте.
Но как же тогда мальчишка получил это изображение?
Варнетт между тем занимался вычислениями, сверяясь с данными на втором экране, то и дело поворачиваясь к лабораторному компьютеру. Скандер стоял не шелохнувшись и отчётливо слышал, как студент что-то весело напевал себе под нос.
Скандер взглянул на хронометр. Девять часов! Прошло уже девять часов! Предаваясь мрачным размышлениям, он, оказывается, заснул, и мальчишка, воспользовавшись этим, беспрепятственно проник в лабораторию!
Но тут Варнетт, видимо, почувствовал, что за ним наблюдают. На мгновение он застыл, потом боязливо оглянулся.
– Профессор! – воскликнул он. – Как я рад, что это вы! Это изумительно! Почему вы об этом никому не сказали?
– Как… – Скандер запнулся и указал на экран. – Как вам удалось получить это изображение? Варнетт улыбнулся.
– О, это оказалось проще простого. Вы забыли отключить память.
Скандер проклинал себя за глупость. Конечно же, компьютер записывает действие любого прибора. Внезапное появление Варнетта так потрясло его, что он забыл вырубить запись!
– Это только предварительные сведения, – нашёлся наконец профессор. – Их нужно ещё десять раз перепроверить.
– Но это же сенсация? – возбуждённо воскликнул мальчик. – Вы так близко подошли к решению проблемы? Осталось совсем чуть-чуть. И эта задача как раз для вас, профессор. Ведь вы специализируетесь в области биологии и археологии?
– Совершенно верно, – подтвердил Скандер, пытаясь понять, куда может завести этот разговор. – Многие годы я занимался экзобиологией, а когда начал работать над проблемой марковианского мозга, стал и археологом.
– Да, да, но вы ещё и многогранный учёный. Мой же мир готовит узких специалистов в определённых отраслях науки с того момента, когда мозг только начинает формироваться. Мою специальность вы знаете.
– Математика, – сказал Скандер. – Мне помнится, что все математики вашего мира носят имя Варнетт в честь древнего математического гения.
– Верно, – заметил мальчик. – Поскольку меня создали на родильной фабрике, в мою голову впечатали все существующие в мире математические знания. Это продолжалось всё время, пока я рос. К семи годам, когда мой мозг полностью сформировался, я знал всю известную нам математику – прикладную и теоретическую. И поскольку любую информацию можно передать в математической форме, я все рассматривал с математической точки зрения. Мой мир направил меня сюда, так как я был очарован незнакомой математической симметрией марковианского мозга. Но тогда я ещё ничего не знал об энергии межклеточного вещества, соединяющего отдельные части клетки.
– А что теперь? – спросил Скандер, против воли увлечённый его рассказом.
– Полная бессмыслица. Это бросает вызов математической логике, так как получается, что в математике нет ничего абсолютного! Ничего! Всякий раз, как я пытаюсь применить к этому образцу какую-нибудь математическую модель, получается, что дважды два равно вовсе не четырём, а некой странной относительной величине.
– И что это значит? – в замешательстве спросил Скандер.
Варнетт увлечённо продолжал:
– Это значит, что между материей и энергией существует прямая математическая зависимость. Что фактически ничего реального не существует, вообще ничего. Мы с вами, эта комната, эта планета, вся галактика, вся Вселенная – ничто из этого не является постоянным! Стоит вам чуточку поправить уравнение, описывающее любой предмет, изменить пропорции, как этот предмет превратится в нечто совсем иное. То есть получается, что любой предмет может превратиться во что угодно!
Он замолчал, увидев, что Скандер по-прежнему пребывает в полном недоумении.
– На самом деле я привёл элементарный пример, – произнёс Варнетт, придя в себя после внезапной вспышки. – Прежде всего, если сможете, представьте себе: во Вселенной существует ограниченное количество энергии, и это единственная мировая константа. По нашим меркам, это количество безгранично велико. Заметьте, эти утверждения ничуть не противоречат друг другу. Вы следите за моей мыслью?
Скандер кивнул.
– Значит, вы утверждаете, что не существует ничего, кроме чистой энергии? – спросил он.
– Более или менее, – согласился Варнетт. – Вся материя и связанная энергия, такая, как звезды, созданы этим потоком энергии. В нынешнем положении вас, меня, комнату, планету, на которой мы находимся, поддерживает состояние математического равновесия. Что-то – некое количество – находится в соответствии с каким-то иным количеством, и это формирует нас. И делает нас стабильными. Но если мне известна формула для Элкиноса Скандера или для Варнетта Математика Два шестьдесят один, то я могу изменить или даже прекратить наше существование. Изменены или уничтожены могут быть даже такие замечательные категории, как время и пространство. Если бы я знал вашу формулу, я мог бы, при одном условии, не только превратить вас, скажем, в стул, но и изменить все обстоятельства таким образом, чтобы вы навсегда остались стулом!
– Что это за условие? – робко спросил взволнованный Скандер, с удивлением понимая, что ответа он просто боится.
– Ну как же! Ведь необходим прибор, который перевёл бы эту формулу в реальность. И способ, который позволил бы исполнить ваше желание.
– Марковианский мозг, – прошептал Скандер.
– Да. Но этот мозг – этот прибор, – по-видимому, пригоден только для местного употребления. Иначе говоря, он воздействует на эту планету, а может быть, на солнечную систему, в которой она находится, но не далее. Однако где-то должен существовать главный блок, который может воздействовать на половину, а возможно, и на всю галактику. Он должен существовать, поскольку все прочие пункты моей гипотезы справедливы.
– Почему должен? – спросил Скандер, испытывая неприятную тяжесть в желудке.
– Потому что мы стабильны, – ответил мальчик, и в его голосе было нечто такое, что внушало благоговение.
