Конечно светит, поспешно согласился Джейсон и тут же добавил:
— А если нет, то мы к утру превратимся в сосульки.
Значит, звезды продолжали светить, но мы их почему-то перестали видеть. Они не исчезли, но что-то затмило их. Да, небо почему-то вдруг покрылось тьмой. Да, это тайна… гм… покрытая мраком, в буквальном смысле. Но не катастрофа.
Однако реплика Джейсона застряла у меня в сознании. Что, если солнце и вправду… погасло?.. исчезло? Я представил снег, медленно парящий в воздухе, во мраке, затем сам воздух, кристаллизирующийся в снег, и всех людей планеты, погребенных под снежным одеялом выдыхаемого пара. Куда комфортнее предположить, что звезды просто скрылись за какой-то завесой. Но за какой?
— Очевидно, что-то громадное. И быстрое. Тайлер, ты это видел. Как это выглядело, они все сразу исчезли, или что-нибудь успел заметить, какое-нибудь движение?
Я сказал, что звезды как будто вспыхнули ярче и потом все одновременно исчезли.
— В жопу ваши гребаные звезды! — взорвалась Диана.
Я вздрогнул. Не ее словарь все-таки. Хотя мы с Джейсоном, учитывая наш «двузначный» возраст, уже весьма свободно обходились со словами, ранее считавшимися запретными. Многое тем летом здорово изменилось.
Джейсон понял, как напугана Диана.
— Не думаю, что произошло что-то слишком опасное, — с деланым равнодушием заявил он. Не слишком убедительно это у него прозвучало.
— Я замерзла, — капризным тоном объявила Диана.
И мы поплелись к «большому дому», поглядеть, что покажут Си-Эн-Эн и Си-Эн-Би-Си. Почерневшее небо безмерно раздражало нас, давило на плечи. Такого неба я в жизни еще не видел.
* * *
— Надо сказать И-Ди, — решил Джейсон.
— Вот и скажи, — сердито буркнула Диана.
Джейс и Диана называли родителей по именам, потому что Кэрол Лоутон считала такой способ общения с детьми прогрессивным. Реальность оказалась сложнее. Кэрол проявляла себя матерью терпеливой, спускала детям многое, но слишком глубоко в их жизнь не вникала. И-Ди же сосредоточивался на наследнике, то есть на Джейсоне. В результате сын отца боготворил, а дочь боялась.
Я же и мысли не допускал, что осмелюсь показаться во «взрослой зоне» их дома, да еще и в разгар этакого разгула. И мы с Дианой скрылись в демилитаризованной зоне, поджидая Джейсона за дверью, в соседней комнате. Деталей контакта мы, конечно, не разобрали, но по раздраженному тону И-Ди можно было понять, что беседа оказалась несколько односторонней. Джейсон вылетел оттуда покрасневший: он еле сдерживал слезы. От греха подальше я распрощался и направился к задней двери.
В коридоре меня догнала Диана. Она схватила меня за запястье, остановила:
— Тайлер, оно взойдет? Солнце. Утром, я имею в виду. А что, если миру конец, а, кроме нас троих, об этом никто и знать не желает?
Нельзя сказать, что голос ее звучал оптимистически. Я хотел ляпнуть что-нибудь легкомысленное, вроде «хуже смерти ничего не случится», но тон ее и на меня повлиял.
— Да ничего страшного, — улыбнулся я через силу. Она поймала мой взгляд:
— Ты уверен?
Я снова попытался улыбнуться.
— На девяносто процентов.
— Но ты ведь сегодня не заснешь.
— Пожалуй… — Действительно, ко сну меня, не смотря на поздний час, не клонило.
Она изобразила рукой телефонную трубку:
— Я позвоню тебе.
— Конечно, звони.
— Я тоже вряд ли засну. И… Конечно, это звучит глупо… Но, если я засну, позвони мне, как только покажется солнце.
— Хорошо.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Как я мог ей отказать…
* * *
Мы с матерью занимали аккуратный дощатый домик на восточной окраине поместья Лоутонов. С обеих сторон от крыльца за заборчиком из сосновых реек росли и цвели несколько кустов поздних садовых роз. Последние лепестки опадали уже глубокой осенью, их сдували порывы ледяного ветра. Этой безлунной, безоблачной, беззвездной ночью электрическая лампочка над крыльцом сияла путеводным маяком.
Я вошел, не поднимая шума. Мать давно заснула. В жилой комнате полный порядок, если не считать пустого стопарика. Пять дней в неделю мать не пила ничего, крепче чаю, но под выходные позволяла себе расслабиться и доставала из буфета бутылку виски. Она охотно признавалась, что есть у нее два порока. Один из них — выпивка наедине с собою в пятницу вечером. Насчет второго я ее как-то спросил, и она, смерив меня долгим взглядом, процедила с усмешкой:
— Твой папочка.
Я не стал развивать тему.
Я растянулся на диване с книгой, углубился в чтение. Вскоре позвонила Диана и сразу спросила:
— Ты телевизор включал?
— Нет. А стоит?
— Не трудись. Ничего там нет.
— Ну-у… Может, потому что два ночи?
— Нет, не в этом дело. Абсолютно ничего. Только местный кабельный, дует инфорекламу. Что бы это значило, Тайлер?
А означало это, что все спутники исчезли с орбит, как и звезды. Телекоммуникационные, метеорологические, военные, навигационные — все «выключились» в мгновение ока. Но я этого еще не знал и потому не смог объяснить Диане.
— Да много чего могло бы значить.
— Я, знаешь, боюсь.
— Брось, нечего особенно бояться.
— Надеюсь. Хорошо, что ты не спишь. Мне так спокойнее.
Она снова позвонила через час, сообщила, что сдох Интернет. Местное телевидение начало передачу об отмене полетов из аэропорта Рейгана и из региональных аэропортов. Людям предлагалось наводить справки по телефонам.
Но я видел из окна своей спальни огни самолетов и сообщил об этом Диане. Очевидно, летали военные. Как будто фальшивые звезды метались по небу.
— Может быть, что-нибудь контртеррористическое, — предположил я.
— Джейсон у себя возится с приемником. Поймал Бостон и Нью-Йорк. О военных полетах сообщали, о закрытии аэропортов тоже, но ни слова о террористах. И вообще ничего о звездах.
— Не могли они не заметить.
— Если и заметили, то не говорят. Может, им приказали молчать. О восходе солнца тоже молчат.
— А с чего бы им упоминать восход? Оно когда взойдет, через час? Над океаном его уже видно. На Атлантическом побережье. С морских судов. Да и мы скоро увидим.
— Надеюсь, — ее голос звучал обеспокоенно. — Надеюсь, что ты прав.
— Вот увидишь.
— Мне нравится тебя слушать, Тайлер. Я не говорила тебе об этом? У тебя голос такой… успокаивающий.
Даже если я этим голосом несу несусветную чушь.
То, что она мне сказала, не могло мне не понравиться. Я ей, конечно, в этом не признавался, но думал, когда она повесила трубку. Думал о теплом чувстве, вызванном ее словами. Недоумевал, что бы все это означало. Диана старше меня на год, куда образованнее. С какой же стати я вдруг ощутил себя каким-то ее защитником, что ли… чуть ли не покровителем. Захотелось оказаться рядом, прикоснуться к ее лицу, заверить, что все будет хорошо. Эти ощущения оказались для меня почти столь же загадочными и тревожными, сколь и внезапное зачернение неба. В следующий раз она позвонила без десяти пять. Сон меня уже почти одолел, хоть я и лежал полностью одетый. Я выхватил трубку из кармана и рявкнул спросонья: