Телка скинула одежду. Стояла, раздевшись догола, и дрожала. Было и вправду прохладно; я видел, что тело ее покрылось гусиной кожей. Она была немаленькой - примерно пять футов и шесть или семь дюймов, с хорошей грудью и, пожалуй, худоватыми ногами.
Она расчесывалась. Волосы спадали ей на спину. При свете фонаря я не видел, рыжая она или шатенка, но не блондинка, точно. Это хорошо - я тащусь с рыжих. Кроме того, у нее отличные груди. Лица я не видел, волосы были такие пышные и пушистые, что закрывали все.
Снятое барахло она бросила на пол, а надеть собиралась что-то разложенное на гимнастическом коне. На ногах у нее были забавные туфельки, как мне показалось, с длинными каблучками.
Я не мог пошевелиться. Неожиданно до меня дошло, что я не могу пошевелиться. Она была хороша. По-настоящему хороша. Я ловил дикий кайф просто от того, что стоял и смотрел, как вогнута ее талия и выпуклы ее бедра, как шевелятся мышцы возле грудей, когда она поднимает руки вверх и причесывается. Черт побери, действительно странно: я получал кайф от того, как телка причесывается! Как это говорят... женственно, что ли... Красивая картинка.
Я никогда еще так не смотрел на телку. Раньше мне попадались одни прошмондовки, которых вынюхивал Блад. Их я хватал, сгребал - и дело с концом. Телки в порнушках тоже не такие, как эта, мягкая и гладенькая, несмотря на гусиную кожу. Так бы всю ночь и пялился.
Она отложила расческу, вытащила из кучки одежды трусики и влезла в них. Затем надела лифчик.
Никогда не приходилось видеть, как телки это делают. Она надела его задом наперед, вначале на талию, и застегнула. Затем перевернула так, чтобы чашечки оказались впереди, и, приподняв вначале одну, потом вторую, втиснула туда свои груди, и только потом накинула на плечи бретельки.
Телка потянулась за платьем, а я тихонько отодвинул ногой мусор и штукатурку и взялся за дверь, готовясь к рывку.
Она подняла платье над головой... Как только она всунула голову и оказалась вся спутана, я рванул дверь. Раздался страшный треск, полетела штукатурка и прочий хлам, и, прежде чем телка успела выбраться из платья, я был уже на ней.
Она завизжала, а я с треском сорвал с нее платье, прежде чем она успела сообразить, что вообще происходит.
Лицо у нее было диким, просто диким. Глаза большущие- не могу сказать, какого цвета, они были в тени. Широкий рот, маленький носик, скулы как у меня - высокие и продолговатые, а на правой щеке ямочка. Она уставилась на меня, едва живая от страха.
И тогда - вот уж совсем странно - я почувствовал, что должен ей что-нибудь сказать... Не знаю что. Что-нибудь. Мне было неприятно, что она испугалась, но что, черт возьми, я мог сделать? В конце концов я собирался ее поиметь, не мог же я ее успокаивать: мол, бояться нечего? Мне надо было кончить, вот и все. И тем не менее потянуло сказать:
"Эй, не бойся. Трахнемся, да и все". (Подобного со мной не случалось. Никогда не возникало желания говорить с телками. Засадить-да, а говорить нет.)
Но это прошло. Я сделал ей подножку и швырнул на пол. Потом направил на нее "сорок пятый", и ротик девочки открылся в форме буквы "О".
- Теперь я хочу взять борцовский мат вон в том углу, на нем будет удобнее, а ты не шевелись, потому что, если дернешься, я отстрелю тебе ногу. А потом все равно трахну, только останешься еще и без ноги.
Я подождал, пока она даст знать, что поняла, и, после того как девчонка медленно кивнула, я, не сводя с нее ствола, отошел к огромной куче матов и стянул самый верхний. Подтащив мат к телке, я перевернул его чистой стороной вверх и стволом приказал ей перебираться. Она послушалась; села, оперлась на руки и подогнула ноги.
Я расстегнул молнию на джинсах и стянул одну штанину. И заметил, что она смотрит на меня как-то странно. Я застыл.
- Ты чего уставилась?
Я разозлился. Не знаю почему, но разозлился.
- Как тебя зовут? - спросила она.
Голос у нее оказался мягкий и какой-то бархатистый, словно горло было выстлано бархатом или чемто подобным.
Она не сводила с меня глаз, ожидая ответа.
- Вик, - сказал я.
- Вик... а дальше?
Я сразу и не понял, о чем она. Потом сообразил.
- Вик. Просто Вик.
- Хорошо, а как зовут твою мать и отца?
Тогда я начал смеяться и стаскивать джинсы дальше.
- Ну ты и дура, - сказал я сквозь смех.
Она обиделась. Это снова меня разозлило.
- Перестань кривиться, зубы выбью.
Она сложила руки на бедрах.
Я спустил штаны до щиколоток. Через кроссовки они не снимались. Пришлось балансировать на одной ноге, а со второй сбрасывать кроссовку. При этом не сводить с телки ствола. Это было сложно, но у меня получилось.
Я стоял перед ней голый снизу по пояс, а она чуть подвинулась вперед и скрестила ноги, не убирая рук с бедер.
- Снимай все, - потребовал я.
Некоторое время телка не двигалась, и я подумал, что она хочет повыдергиваться. Но она вдруг откинулась назад и сняла лифчик. Потом приподнялась и стянула трусики.
Неожиданно она перестала выглядеть испуганной.
Она смотрела на меня в упор и я увидел, что глаза у нее синие.
И вдруг самое нелепое...
Я не мог этого сделать. То есть не совсем так.
Я имею в виду, мне хотелось ее трахнуть, но она продолжала смотреть на меня и была такой хорошенькой, что... Никто из одиночек мне не поверит, но я с ней заговорил. Стоял перед телкой в спущенных джинсах, в одной кроссовке, будто придурок.
- А тебя как зовут?
- Куилла Джун Холмс.
- Странное имя.
- Мама говорит, что в Оклахоме много таких имен.
- Вы оттуда?
- Да, - кивнула она, - до войны мои родители жили там.
- Так они уже старые?
- Да, но они молодцы.
Мы говорили друг с другом и мерзли. Я видел, что ей холодно, потому что она дрожала.
- Ладно, - пробормотал я, собираясь присесть рядом, - пожалуй, нам стоит начать...
Черт бы все побрал! Блад, чтоб он сдох! Представьте, именно в этот момент влетает в зал, скачет через мусор и штукатурку, поднимает столб пыли, потом скользит на заднице, пока не упирается в нас.
- Ну и? - раздраженно спросил я.
- Ты с кем разговариваешь? - изумилась девица.
- С ним. Бладом.
- С собакой?!
Блад посмотрел на нее и отвернулся. Он хотел что-то сказать, но она его перебила:
- Значит, правда, будто вы умеете разговаривать с животными?
- Ты собираешься слушать ее всю ночь или, может быть, хочешь узнать, чего я прибежал?
- Ладно, чего тебе?
- У тебя неприятности, Альберт.
- Ты можешь серьезно?
Блад мотнул головой в сторону входа в МХО:
- Банда. Здание окружено. Я насчитал их человек пятнадцать или двадцать.
- Откуда они узнали, что я здесь?
Блад опустил голову и поежился.
