— Возьми…
Небольшой керамический сосуд лег мне на ладони. Легкий, почти невесомый. странно было сознавать, что я держу в руках смерть.
— Ната!
— Вышвырни эту дрянь, Кит! Со мной цацкаться будешь потом! Время… Кит, время!
Я опрометью бросился к глайдеру. Закрепил в багажнике сосуд и дал команду на взлет. Глайдер свечой взвился в небо. Хлопок, вспышка и гаснущая звезда — гиперпрыжок из низких слоев атмосферы. Рев бешеного урагана — в точке прыжка возникает вакуум и окружающий воздух заполняет его с бешеной скоростью; именно поэтому гиперпрыжки совершаются на дальних геоцентрических орбитах… Но я знал, что сделал все правильно. "Кит, время!" — Молодец, Кит, — прошептала Ната, теряя сознание.
А потом мы прятались от бешеного ветра в пещере, и Нате становилось все хуже и хуже, ее рвало, она часто теряла сознание, проклятие, да она просто умирала у меня на руках! Радиация.
А я ничего не мог сделать. Сам получил смертельную дозу и понимал, что умру следом. Но страха не было. Для страха просто не осталось места. — … не хотите уничтожать… Не ваш это принцип… Надо подождать… Буферная зона, никакой ответной агрессии. И тогда внутренним планетам осточертеет отдавать львиную долю своих доходов на войну, идущую на дальних рубежах… А пограничным мирам, костью встанет поперек горла относительное благополучие центральных планет. Военные утратят популярность… Сменится правительство…несколько раз. И тогда можно будет попытаться начать переговоры. Любую проблему можно решить… При наличии доброй воли — любую…
Ната бредила, вне всяких сомнений. Кто будет договариваться с этими зверьми? Ответная атака, одномоментно. И гравитонные бомбы за пару суток перемелют миры агрессора в субатомный прах…
А потом я вспомнил, что у Наты остался сын на Старой Терре…
— Ната, я найду твоего сына. Расскажу ему о тебе…
— Нет! — испугалась она. — Что ты, нет! Нет! Ты этого… не сделаешь!
— Почему?
— Да потому… что между сыном героини, павшей в бою за станцию "Солнце-8" и… сыном врага Человечества… слишком большая разница, Кит.
— Какой же ты враг? — искренне изумился я. — Что за бред?!
— Настоящий Человек, — криво усмехнулась она, — никогда не сдается… Угодив в плен, он кончает жизнь самоубийством. Обещай! Обещай, что ты… не станешь разыскивать моего сына, Кит.
Я обещал. Что еще оставалось делать?
— Я… всегда знала… придет день и я спасу… спасу Землю, Кит. Пусть даже… совсем… чужую Землю…
Очнулся я в медцентре. Рядом сидел отец, спокойный и невозмутимый, как всегда.
— Ната? — спросил я.
Отец едва заметно качнул головой. Наты нет. Она умерла еще до появления врачей. Нет больше нашей Наты.
— Я все-таки не уберег ее, папа!
Даже слез не было.
Только глухая, вязкая, страшная пустота в душе.
— Я не хочу больше быть десантником, папа, — сказал я. — Я хочу стать ксенологом. Дипломатом. Чтобы мы смогли найти общий язык с Земной Федерацией, чтоб эта проклятая война наконец закончилась! Я не хочу, чтобы наши дети убивали друг друга!
— Это твой выбор, Хэльпланфкит, — сказал отец. — Я не стану возражать…
— Ты знал… Когда ты привез к нам Нату, ты знал, что я могу выбрать этот путь!
— Я надеялся, — тихо проговорил отец. — Я всего лишь надеялся…
— Ты знал!
— Кит, — тихо сказал отец, — мы хотели понять их. Просто выкачать информацию недостаточно. Нам надо было воспитать тех, кто сумеет их понять. Ната была не единственной.
— Ага, — со злостью заговорил я, — и всем им вы вложили психокод на верность и преданность! Вот почему она полезла к этой чертовой бомбе!
— Ната — исключение! Я снял психокод в тот день, когда ты родился…
— А она о том знала?
Отец промолчал.
— Ненавижу! — сказал я и отвернулся.
— Я полюбил ее, — тихо сказал отец. — Я не знал… что все закончится именно так…
Я молча заплакал, совершенно не стыдясь слез, не подобающих мужчине.
Отец тихо поднялся и вышел в коридор.
Когда я очнулся снова, рядом со мной сидела Эн.
Через полтора года она родила двойню. Девочку мы назвали Натой…
Голубое небо и желтая звезда по имени Солнце… Старая Терра.
Давно уже у нас мир с Земной Федерацией. И я рад, что в том есть и моя скромная заслуга.
— Добрый день, господин посол. Я — Чернов Кирилл Романович, ваш проводник. Для нас большая честь принимать одного из авторов Девбатумского мира.
— Странно, что вы помните о Девбатумском мире, господин Чернов, — сказал я. — Это было очень давно, а вы молоды.
Терранин блеснул белозубой улыбкой.
— В год подписания Девбатумского соглашения мне было двадцать три, господин посол. Пассажирский лайнер, на котором я возвращался домой, вышел из гиперпрыжка на релятивистской скорости. Пятьдесят лет как корова языком… Мне сейчас тридцать два, но родился я почти девяносто лет тому назад. И очень хорошо помню то, что давно уже стало достоянием учебников по истории. Я рад, что ваши старания не пропали даром, господин Шокквальми.
— Я рад тоже. Скажите, есть ли здесь поблизости место памяти павшим на той, давней войне? Я знаю, вы чтите своих героев, правы они были или же нет.
— Да, — если терранин и удивился, то ничем этого не показал. — Это недалеко. Пойдемте?
Он мне нравился. Симпатичный, в общем-то, парень.
— Что принято приносить им в дар?
— Цветы. И молчание. Пойдемте. Здесь недалеко.
Черный гранитный камень и мелким золотым шрифтом — имена. Крохотная голографическая фотография рядом с каждым именем. Вечный огонь в центре комплекса. Даже в этом мы были похожи.
Столько общего! Столько между нами оказалось общего! Но для того, чтобы заметить сходство, нам понадобился век кровопролитных войн на истребление…
— Здесь — защитники станции "Солнце-8", — говорил терранин. — Инцидент при Армистаре… Мы тогда впервые получили по зубам от тех, кого считали заведомо слабыми…
— До встречи с вами нам не нужен был военный космический флот, — сказал я. — "Солнце-8" пиратствовала на наших космических трассах, уничтожала пассажирские лайнеры. Было принято решение ее ликвидировать. Штурмом руководил мой отец, Никнаульфэрп Шокквальми.
— Мои родители воевали на этой станции, — с грустью сказал Чернов. — Оболваненные пропагандой люди… Мне… жаль то, потерянное поколение. Здесь, в списках, есть имя и моей матери.
Он подошел к черному камню, коснулся рукой золотых букв. Рядом сияла крошечная голографическая фотография.
— Чернова Наталия Сергеевна, сержант, — прочитал я, чувствуя, как холодеет в груди.
