— Еще как пришлось бы, — сказал я.
— Ты б уже был холодным, это я тебе обещаю, Вильям. Не забывай, что ты умер всего несколько минут назад.
— Никому не дам отпиливать верх своего черепа без анестезии, — сказал я.
Лэнди пожал плечами.
— Мне все равно, — сказал он. — Я с удовольствием дам тебе немного прокаина, если хочешь. Если тебя это хоть как-то порадует, я могу пропитать прокаином весь череп, всю голову от шеи и выше.
— Большое спасибо.
— Ты знаешь, — продолжал он, — иногда происходят поразительные вещи. Как раз на прошлой неделе привезли мужчину, без сознания, я рассек ему голову без всякого обезболивающего и удалил небольшой тромб. Я еще работал внутри черепа, когда он очнулся и заговорил.
„Где я?“ — спросил он.
„Вы в больнице“.
„Ну надо же“, — сказал он.
„Скажите, — спросил я его, — вам не мешает то, что я делаю?“
„Нет, — отвечает, — совершенно. А что вы делаете?“
„Я как раз удаляю кровяной тромб из вашего мозга“.
„Правда?“
„Полежите спокойно. Не шевелитесь. Я почти закончил“.
„Так вот тот негодяй, из-за которого у меня такие головные боли“.
Лэнди замолчал и улыбнулся, вспоминая тот эпизод.
— Это слово в слово, что он сказал, — продолжал Лэнди, — хотя на следующий день не мог даже припомнить, что с ним было. Забавная штука этот мозг.
— А мне прокаин, — сказал я.
— Как хочешь, Вильям. А теперь, как я говорил, я бы взял циркулярную пилу и осторожно удалил весь твой calvarium — весь свод черепа целиком. Таким образом, нам бы открылась верхняя часть мозга, или, скорее, внешняя оболочка, в которую он заключен. Может, ты знаешь, а может быть, и нет, что вокруг самого мозга находятся три отдельные оболочки — внешняя, которая называется твердой, средняя — паутинная и внутренняя — мягкая. Большинство непосвященных, похоже, представляют себе мозг в виде голого вещества в голове, плавающего в жидкости.
Но это не так. Он аккуратно завернут в эти три надежные оболочки, и спинномозговая жидкость на самом-то деле перемещается внутри небольшого промежутка между двумя внутренними оболочками, известного под названием подпаутинного пространства. Как я тебе еже говорил, эту жидкость вырабатывает мозг, и она оттекает в венозную систему путем осмосиса.
Я оставил бы все три оболочки — у них такие прелестные названия, не правда ли: твердая, паутинная, мягкая. Я бы их все оставил нетронутыми. Причин тому много, немаловажной из них является тот факт, что внутри твердой расположены венозные синусы, которые отводят кровь из мозга в яремную вену.
Теперь, — продолжал он, — верхняя часть черепа у нас снята, и, таким образом, сверху нам открывается мозг, покрытый внешней оболочкой. Следующий шаг требует особой ловкости: высвободить весь этот сверток, чтобы его можно было аккуратно вынуть, оставив болтаться внизу концы четырех магистральных артерий и двух вен, которые вскоре будут подсоединены к аппарату. Это чрезвычайно длительный и сложный процесс, предусматривающий осторожное откалывание множества костей, отрезание многих нервов и рассечение и сшивание многочисленных кровеносных сосудов. Я бы мог это сделать только одним способом, если хотел бы добиться хоть какого-то успеха, — взяв кусачки и медленно откалывая остальную часть черепа, очищая его, как апельсин, сверху вниз до тех пор, пока полностью не откроется оболочка мозга по бокам и снизу. Возникающие при этом проблемы носят сугубо технический характер, и я не буду на них останавливаться, но я вполне уверен, что работа выполнима. Все дело лишь в мастерстве хирурга и терпении. И не забывай, что в моем распоряжении было бы много времени, столько, сколько мне нужно, так как искусственное сердце непрерывно работало бы, как насос, рядом с операционным столом, поддерживая мозг в живом состоянии.
Итак, предположим, мне удалось убрать череп и удалить все остальное, что окружает мозг. Теперь он соединен с телом только у основания, главным образом спинным хребтом, двумя большими венами и четырьмя артериями, которые снабжают его кровью. Так, что дальше?
Я бы отрезал спинной хребет прямо над первым шейным позвонком, принимая все меры предосторожности, чтобы не повредить две позвоночные артерии, находящиеся в этой области. Но нужно помнить, что твердая, или внешняя, оболочка в этом месте открыта для спинного хребта, так что мне надо будет закрыть это отверстие, сшив концы твердой оболочки вместе. Здесь бы никаких проблем не было.
В этот момент я был бы готов к заключительному этапу. Сбоку на столе у меня была бы чаша особой формы, и в ней находился бы раствор Рингера, как мы его называем. Это особый вид жидкости, который мы в нейрохирургии применяем для промывания. Теперь я бы полностью отсоединил мозг, отрезав магистральные артерии и вены. Затем я бы просто взял его в руки и перенес в чашу. Это был бы второй, но последний раз за всю процедуру, когда поток крови был бы перекрыт; но как только мозг окажется в чаше, ничего не будет стоить тут же вновь соединить концы артерий и вен с искусственным сердцем.
Вот так-то, — сказал Лэнди. — Теперь твой мозг в чаше, и по-прежнему живой, и я не вижу причин, почему бы ему не жить еще очень долго, возможно годами, при том условии, что мы будем следить за кровью и аппаратом.
— Но он бы функционировал?
— Мой дорогой Вильям, откуда мне знать? Я даже не могу сказать, вернется ли к нему сознание.
— А если бы вернулось?
— Ну так это было бы чрезвычайно интересно!
— Неужели? — сказал я. Признаться, у меня были на этот счет сомнения.
— Конечно же! Ты бы лежал здесь, а все твои мыслительные процессы шли бы прекрасно, и память бы работала.
— Но я б не мог ни видеть, ни чувствовать, ни обонять, ни слышать, ни говорить, — сказал я.
— Конечно! — воскликнул он. — Так и знал, что что-нибудь забуду! Я так и не сказал тебе насчет глаза. Слушай. Я хочу попытаться оставить один из твоих зрительных нервов невредимым и сам глаз тоже. Зрительный нерв совсем небольшой, толщиной где-то с больничный градусник и около двух дюймов в длину, он проходит между мозгом и глазом. Вся прелесть в том. что это вовсе не нерв. Это выпячивание самого мозга, и твердая оболочка головного мозга простирается вдоль него и соединена с глазным яблоком. Глаз, таким образом, сзади находится в очень тесном контакте с мозгом, а спинномозговая жидкость поступает прямо туда.
Все это как нельзя лучше отвечает моей цели и дает основание предполагать, что мне бы удалось сохранить один твой глаз. Я уже сделал небольшой пластиковый контейнер, в котором будет находиться глазное яблоко вместо твоей глазной впадины, и когда мозг будет лежать в чаше, погруженной в раствор Рингера, глазное яблоко в своем контейнере будет плавать на поверхности жидкости.
