Йоханна, моя жена, должно быть ревновала меня сейчас к моему лесному одиночеству. Она хотела приехать позже и посмотреть мои эскизы. Я проклял тот день, когда решил перебраться в эту глушь, и был почти готов уложить вещи, весь мой арсенал и вернуться в город. Там не было хотя бы муравьев и фруктовых жуков, которые беспардонно вторгались на кухню.
Я захлопнул свой альбом. Ты должен сделать сейчас что-нибудь разумное, сказал я себе в сотый раз. Тишина и одиночество располагали к раздумьям. Например, что считать разумным? Я пробежал глазами по названиям книг моей библиотеки, которую я прихватил с собой. В них содержалась практически вся мудрость этого мира: «Относительность и праматерия», «О превращении обезьяны в человека», «Грибы: съедобные или ядовитые?», «Эволюция физики», «Квантовая физика», вдобавок кое-что по графике. Меня интересовали естественные науки, несмотря на то, что мне было трудно следовать ученому ходу мыслей. Я взял с полки одну из книг, пролистал ее и поставил обратно. Черт бы побрал эти кванты! Моя голова засорилась, словно прогоревшая насквозь печная труба, и не было черного от сажи ангела-спасителя, который смог бы прочистить мои извилины.
Мир будущего. Лучше бы я не брался за эту работу. Ты можешь рассмотреть пятна на Солнце, апатично подумал я. В углу стоял мой маленький телескоп, с восьмидесятимиллиметровой линзой, хобби для звездных ночей… Солнечные пятна — веснушки на Солнце. Они выглядят сегодня так же, как и вчера…
В открывшемся дверном проеме показался Пеппи, мой домашний приятель, устремился вперед. В его пасти барахталась и истошно пищала мышь, олицетворявшая страх всем своим существом. Из этого следует, что Пеппи — кошка, точнее, кастрированный кот, упитанный, черно-белого окраса. Я взял его с собой, чтобы рядом была хоть какая-нибудь живая душа. Сейчас он показывал мне с гордым видом свою жертву и снова исчез, чтобы на улице продолжить свое черное дело.
Я меланхолично подмигнул ему вслед. Тебе хорошо, котяра, тебя совсем не интересует мир будущего. Но и с твоей разумностью далеко не уедешь… В смежном помещении домика часы с кукушкой возвестили о наступлении полудня. Астматичный крик кукушки напомнил мне о том, что я голоден, голоден, не имея аппетита. С тех самых пор, как я переехал в эту глушь, я сидел на консервах и жареной картошке с яйцом. На кухне скапливалась немытая посуда. Каждый день одна и та же проблема: приготовить еду, современная форма исправительной работы, чистишь картошку, варишь, ешь, моешь посуду и снова идешь за покупками — идиотская карусель. У такого отшельнического образа жизни есть свои правила игры. Интересно, чем питался Диоген? Должно быть, луком, фруктами и медовыми пирожными. В этом мы с ним едины. Действительно ли он жил в бочке? Конечно, этот весьма странный отшельник не ломал голову над тем, как выглядит мир будущего. И я тоже больше желал этого делать, решил на следующий же день вернуться с позором обратно в город.
Я нахлобучил старую соломенную шляпу, вышел на улицу, чтобы поискать немного грибов.
Зной ударил мне в лицо. Перед входной дверью Пеппи играл с мышью. Только ее жалостное пищание и было слышно. Даже птицы на кронах деревьев были не в себе.
Густой сосновый лес окружал дом, словно стена. И только за домом чаща прерывалась лугом. Когда я был здесь, мне всегда казалось, что я единственный человек в этом мире. Было тихо, как будто Земля была необитаема. В округе ни единого человеческого поселения. Луг, словно океан, сливался с пеленой горизонта. Успокаивало то, что мой сосед, ранняя пташка, жил за деревьями, пять минут ходьбы от моего дома. Раньше этот участок был частью владений, принадлежавших концерну Тиссенов. Теперь это место называется Маник Майя — мрачное название, таинственное, как и вся эта богом забытая местность. Почтальонша смотрела на меня косо, когда я называл ей это вымышленное название в адресе. Со временем на почте к этому привыкли. Письма и телеграммы приходили по адресу. Трава на лугу была мокрой, словно трут. Солнце пылало вокруг меня со всех сторон. Содом и Гоморра! Рубашка уже через пару минут прилипла к коже. Я прихватил корзинку и нож. На лугу можно было найти шампиньоны, кроме того ужей и гадюк. Я опасался этих тварей, но одна мысль о том, что снова придется выбирать между жареной картошкой и консервами гнала меня наобум по свалявшейся траве, заставляя забыть о змеях. Есть доля упрямства в этих поисках. Ходишь-бродишь, Идешь-идешь, и выискиваешь что-то перед собой, как будто потерял бумажник.
Маник Майя была в полукилометре от меня. Моей добычей оказались два шампиньона. Я бессмысленно бежал трусцой дальше, пока не оступился, и не упал, растянувшись во всю длину. Моя нога застряла в какой-то яме. Все обошлось, но какое-то время я пролежал, сдерживая проклятья, которые хотели сорваться с языка. Я принюхался. Пахло химическими веществами и лекарствами, все вперемешку, как в аптеке. Я поднялся, и заметил еще четыре углубления, округлых, каждая около полметра в глубину.
Углубления на поле, выдавленные в почве — без сомнения, феномен. На некоторых местах помятая трава. Я подумал. Следы животных? Нет, они бы отпечатались по-другому. Кто-то намеревался соорудить здесь скирды? Тогда где же балки, стройинвентарь? Поблизости нет ничего, кроме этих углублений. И откуда здесь взялся этот странный запах?
Мне вспомнилась болтовня моего соседа. Сегодня утром он взволнованно пытался рассказать мне какую-то байку. Ночью в его курятник пробралась лиса. Позднее, во время преследования грабителя — была уже почти полночь — он заметил на лугу огромный шатер. Я поднял его на смех. Видно, зря. Что-то, по всей видимости, здесь действительно было установлено. Пока я искал логическую связь и высказывал предположения относительно углублений, из-за леса появился вертолет. Он перелетел через поле, оставляя за собой шлейф, и исчез на другой стороне за верхушками деревьев.
В этот момент мне все стало ясно. У моего соседа орлиное зрение. Наверное, ночью военные проводили учения; они поставили палатку и с первыми лучами рассвета свернулись — простое и логичное объяснение.
Я забыл об этом, продолжил поиски моего обеда. Медленно, сильно сутулясь, с гипнотическим взором грибника, я вернулся в Маник Майя.
Успех, доставшийся нелегким трудом, способствовал моему самолюбию. Восемь моих шампиньонов приготовленные точно по кулинарной книге, помирили меня с окружающей остановкой. Я отложил мытье посуды снова на следующий день, развалился на диване, пил коньяк и уткнул нос в одну из наипрактичнейших книг. Я по-настоящему дерзал и вскоре мне удалось выманить кванты почтенного Макса Планка из зарослей Незримого.
