Они приближались. Серая туша их вожака заполняла визир оптического прицела моей винтовки. Всякий раз, стоило мне только выглянуть из-за стены, слышался свист пуль, и я нырял обратно. Кусок стены, за которым мы прятались, возвышался над развалинами единственным зубом во рту мертвеца. Я рывками нажимал на спусковой крючок и тут же припадал к земле. Время от времени вражеские пули ударялись о мою каску и разрывались, и тогда я ощущал сладковатый аромат сонного газа, от которого у меня начинала кружиться голова.
Кэтрин перезаряжала винтовку. Я услышал, как она выругалась: обойма застряла в проржавевшем патроннике. Я бы с радостью отдал ей свое собственное оружие, но его состояние было немногим лучше. Веселенькое дельце — стрелять из винтовки, которая, того и гляди, взорвется у тебя в руках, но, кроме этого старья, у нас ничего не было. Два вторжения болдиков за пятнадцать лет почти полностью опустошили Землю.
Я выстрелил. Громадный серый варвар закрутился, зашатался, прижимая все четыре руки к брюху, и со стоном медленно опустился на колени. Его соплеменники завыли, а сам он басовито выбранился. Что ж, он, конечно, умрет, но умрет нескоро. Я проделал в нем сквозную дыру, но эти горзуни невероятно живучи.
Я пригнулся. Пули свистели вокруг, срезая высокие стебли травы, что выросла на обломках дома. Поднявшийся ветер шелестел в траве и в кронах обезображенных войной деревьев, гнал по летнему небу одинокие облачка, так что сонный газ рассеивался, не успевая достичь нужной концентрации. Однако Йонссон и Хокусай распростерлись трупами у разрушенной стены. Прямое попадание погрузило их в глубокий сон.
Кэтрин пристроилась рядом со мной — грязный и рваный комбинезон облегал ее крепкое молодое тело словно королевская мантия, пряди темных волос выбивались из-под каски на забаву ветру.
— Если они взбеленятся, — проговорила она, — то примутся палить по нам из пушек или нападут с воздуха.
— Пожалуй, — отозвался я. — Но им нужны живые рабы, а не мертвые.
— Джон… — Голубые глаза Кэтрин потемнели, брови сошлись к переносице. Как знакомо мне было это движение! Я следил за игрой теней, что отбрасывали листья на деревьях, на ее смуглом лице. На вздернутом носу, скрывая под собой веснушки, чернело пятнышко копоти. Но все равно — Кэтрин была прекрасна, прекрасна, как Земля, как свобода, как жизнь, как все то, что мне суждено потерять!
— Джон, — пробормотала Кэтрин, — может, избавим их от хлопот и выйдем к ним сами?
— Это мысль, — буркнул я, высовываясь из-за стены. Горзуни стали действовать осторожнее. Они подкрадывались по саду к развалюхе, которую мы защищали. За их спинами виднелись руины большого дома. Над ними вился дымок. Горзуни рылись среди обломков, выискивая людей и сокровища. Меня так и подмывало выстрелить по ним, но я сдержался, решив приберечь патроны для тех, кто подбирается к нам.
— Мне вовсе не улыбается быть рабом у варвара-инопланетянина, — сказал я, — пускай даже с теми, кто сведущ в технике, обращаются сравнительно неплохо. Но вот женщине…
Я умолк, будучи не в силах докончить фразу.
— Я могу предложить им свои услуги в качестве техника, — ответила Кэтрин, — а могу и не предлагать. Джон, милый, по-твоему, риск не оправдан?
Разумеется, нам обоим поставили в свое время гипнотический блок против самоубийства. Так поступали со всеми, кто служил в уничтоженном космофлоте Содружества, за исключением имевших доступ к секретным сведениям. Считалось, что мы обязаны сражаться до последнего, до тех пор пока нас не убьют или не возьмут в плен. Глупость да и только, характерный образчик политики наших верхов, которая привела нас к поражению в войне. Раб с познаниями в науке и технике был для варваров ценнее пары-тройки солдат, которых он успеет убить до того, как его схватят.
Однако усилием воли блок можно было разрушить. Я поглядел на Кэтрин. Наши взгляды перекрестились. В ее глазах, за длинными ресницами, дрожали слезы.
— Ну… — пробормотал я беспомощно и поцеловал ее.
Это нас погубило. Горзуни были уже в непосредственной близости от нашего бастиона; при земной силе тяжести, которая составляла примерно половину той, к какой они привыкли, варвары перемещались с потрясающей быстротой. Один из них прыгнул на меня; он приземлился на свои когтистые, вывернутые наружу лапы с грохотом, от которого затряслась почва под ногами. Он запрокинул голову и издал торжествующий вопль, и тут я снес с плеч его рогатую башку. Но за ним последовали другие. Кэтрин закричала и выстрелила в самую гущу толпы, что навалилась на нас с тыла.
Что-то словно ужалило меня. Я почувствовал резкую боль, а потом в мозгу моем будто взорвалась бомба, и я покатился по извилистой дорожке во мрак. Последнее, что я увидел, была Кэтрин, которая пыталась вырваться из рук горзуни. Он был вполовину выше ее, он согнул ствол ее винтовки, но утихомирить ее ему удалось далеко не сразу. Больше я ничего не помню.
С наступлением темноты они принялись загонять нас на борт звездолета. Мы словно очутились в аду, каким его рисовали себе наши предки, — темная ночь, охваченные пламенем дома, длинная вереница людей, бредущих к кораблю, подгоняемых тычками и пинками охранников.
Какой-то дом полыхал как раз неподалеку от звездолета. Алые и желтые языки пламени отражались на металлическом корпусе, выхватывали из теней изможденные лица; мерцали людские слезы и безучастные глаза нелюдей. Тьма скрывала нас друг от друга, лишь иногда порыв ветра раздувал пламя, и мы начинали озираться по сторонам. Но жаркий воздух обжигал кожу, и мы поспешно отворачивались.
Кэтрин нигде не было видно. Я брел вослед идущему впереди, то и дело вздрагивая от удара прикладом винтовки — таким способом наши хозяева выражали свое нетерпение. Я слышал причитания женщин и стоны мужчин, которых заталкивали в звездолет.
— Джимми! Где ты, Джимми?
— Они убили его. Он лежит там, в развалинах.
— Боже, в чем мы провинились перед тобой?
— Мой малыш! Кто-нибудь видел моего малыша? Мой мальчик! Они отобрали его у меня!
— Помогите, спасите, помогите!..
Глухое проклятие, истошный вопль, скулящий стон, судорожный вздох — и неумолчное шарканье ног, рыдания женщин и детей.
Нас победили. Они рассеяли наши армии, разграбили города, они отлавливали нас среди развалин, на Земле и в космосе, а мы лишь бессильно огрызались и отплевывались, да надеялись, что остатки нашего флота сотворят чудо. Но — чудес по заказу не бывает.
На деле Болдическая Лига оккупировала пока только внешние планеты Солнечной системы, а внутренние продолжали подчиняться правительству Содружества, которое то ли ушло в подполье, то ли перестало существовать. Немногие уцелевшие корабли космофлота сражались с врагами поодиночке, вразнобой, а Земля превратилась в охотничье угодье для любителей легкой наживы и работорговцев. И скоро, подумал я с горечью, инопланетяне подавят последние очаги сопротивления и Солнечная система целиком войдет в состав их варварской империи. Значит, из людей свободу сохранят лишь поселенцы колоний дальнего Внеземелья, в большинстве своем — тоже варвары, часть которых уже поддержала Лигу против материнской планеты.
