— Селена, любовь моя, — пропел он. — Какой сюрприз!
Аманда сжалась на своем стуле. Я резко встал, стул громко заскрипел:
— Кто Вы? Что Вам надо?
Он удивленно уставился на меня, заметив растерянность девушки, недовольно нахмурился.
— Тедди — а, то есть, Джералд Теодор. Мы познакомились с Селеной в Лондоне три года назад, когда работали над «Высокими людьми». И жили вместе. Помнишь, Селена?
— Я — не Селена, — чуть слышно прошептала Аманда.
Брови танцовщика поползли вверх.
— Д-да, простите, я вижу. Вы — та, другая.
Он повернулся ко мне.
— Знаете, эти месяцы рядом с Селеной… Если бы она мне не сказала, ни за чтобы не догадался.
— Мэттью, я хочу уйти, — Аманда нащупала рукой свою накидку.
Мы встали, я помог ей одеться и, поддерживая под локоть, вывел из «Беты Лебедя» мимо остолбеневшего Теодора.
Я поймал кэб, чтобы вернуться на станцию. Аманда молча рассматривала руки, сжатые на коленях. За всю поездку она не произнесла ни слова. Я обнял ее, чувствуя под руками не живое мягкое тело, а застывшую деревянную статую. Немного расслабившись, она уткнулась лицом в мое плечо. На станции не могла отпустить свой локон — все время накручивала его на пальцы.
— Мне очень жаль. Я понимаю, глупо переживать из-за такого пустяка. Но, когда я встречаю очередного ее приятеля, ничего не могу с собой поделать. Физически ощущаю, как по мне пауками ползают их пальцы. Они все такие… нелепые, — ее лицо исказилось. — Не представляю, зачем ей эти… твари. Я не позволяю мужчинам прикоснуться к себе, а она готова идти с любым по своему минутному капризу. Совсем как мать.
Я не мог скрыть своего удивления. Подобный непримиримый тон был так ей не свойственен.
— Папа мог стать президентом, если бы не Маргот Рэнделл, жадная, вульгарная эгоистка, лишенная какой-либо морали. Он пытался спасти ее, но она чуть не свела его с ума.
Мне было неприятно слышать нападки на Селену и ее мать.
— Ты ведь не можешь знать точно, какая она — Селена, — проговорил я мягко. — Ты никогда не встречалась с ней.
— Достаточно увидеть ее друзей.
Мы оба замолчали. Через несколько минут она тихонько сжала мою руку и не оставляла ее на всем обратном пути. Я был удовлетворен.
Прощаясь возле дома, Аманда еще раз извинилась:
— Прости, я испортила всю поездку.
— Все было отлично. Ты успокоилась?
— Да, немного. Ты очень хороший, Мэттью. Мне хочется поцеловать тебя, но Селена… Она все время здесь… В следующий раз я так и сделаю. Позвони завтра, пожалуйста.
Я поехал домой, испытывая непреодолимое желание остаться с ней.
Интересно, что скажет обо всем этом Селена?
Селена рассмеялась. Она кружилась на песке под слышную ей одной музыку и ехидно улыбалась:
— Бедная весталка, непорочная дева. Какое святотатство! Осквернить храм ее тела! Так бессовестно!
Я рассчитывал на большее участие.
— Тебя не огорчает это происшествие?
Ее нога застыла в воздухе. Несколько мгновений она стояла в этой позе, потом медленно опустила ногу. Отбросила назад локон, выбившийся из тугого узла на затылке. Холодно взглянула на меня топазовыми глазами.
— Почему это должно меня огорчать? Ничего особенного не произошло. Тедди — милый мальчик, а повышенная щепетильность — личная проблема Мэнди, а не моя.
Я ошеломленно уставился на нее.
— Ты не любишь Аманду?
— Я не выбирал ее в подруги. Мне она кажется пресной, безвольной, потом, можно было не устраивать скандал, а просто поставить Тедди на место. Мне даже жалко Мэнди. Я забочусь о ней, ты мог в этом убедиться. Отец внушил ей, что девушке приличествует покорность и слабость. Как раз это-то я не выношу. — Она фыркнула. — Представь современного мужчину, желающего воспитать в своей дочери героиню из романов XIX века. Нет ничего удивительного в том, что мама его оставила.
Я еще злился на нее и не остановил себя вовремя:
— Она оставила его? Я думал, он вынужден был дать ей развод по причине ее частых измен.
Селена не обратила внимания на мой укол. Спокойно, не прерывая танца, ответила:
— Думаю, у него были свои причины.
Она взлетела в высоком длинном прыжке, опустилась в поклоне-реверансе и, резко выпрямившись, начала стягивать с себя костюм.
— Я хочу плавать, ты пойдешь со мной?
Не оглядываясь, она побежала к озеру. После секундного колебания я поспешно разделся и бросился за ней. После морозного воздуха вода показалась кипятком. Но вскоре тепло растопило остатки моего гнева, мышцы расслабились, по телу разлилась приятная дремота.
Я не успел насладится блаженным покоем, как услышал:
— Горди! Не спи! Пора на берег!
По холодному песку мы торопливо устремились к дому, натягивая на бегу одежду. Внутри мы нетерпеливо толкались у камина, вытирая друг друга полотенцем и пытаясь согреться. Полисенситивы под нашими ногами окрасились в коричневые и ярко-голубые цвета. Я задержал Селену в руках, наши губы жадно встретились, я стал осторожно опускать ее на шкуру перед камином. Оттолкнув меня бедром, она вывернулась:
— У меня мало времени. Я должна еще высушить волосы, чтобы Мэнди ничего не заметила, когда проснется.
— Ты находишь время только для своих занятий, — проворчал я обиженно. — Когда?
Она облизнула губы:
— Спроси об этом в январе.
Я вернулся на берег, размышляя о странном положении, в каком оказался. Любить одновременно двух абсолютно непохожих женщин, живущих к тому же в одном теле — странно и страшно.
Позже я позвонил Аманде, надеясь, что она уже забыла вчерашнее происшествие. Напрасно: голос ее звучал встревоженно.
— Мэттью, ты можешь сейчас прийти?
Я почувствовал себя несчастным. Было время приема посетителей.
— У меня здесь несколько человек. Ты можешь подождать?
Она помолчала.
— Думаю, что да. Но приходи скорее.
Клиенты заняли весь остаток утра и добрую половину дня, осматривая имения по всему городу. Продажа недвижимости такого размера обещала хорошие комиссионные, слишком хорошие, чтобы я мог позволить себе упустить это дело. Я едва дождался отправления их поезда, прыгнул в автомобиль и примчался к дому Аманды.
— Что случилось? — с тревогой спросил я, входя внутрь.
Она сидела, закутавшись в шаль, уставившись в пустой камин. Полисенситивный стул под ней изменил цвет на бледно-зеленый.
— Она пытается все перевернуть, Мэттью.
Я сел на стул рядом с ней.
— Что ты имеешь ввиду?
Она еще плотнее завернулась в шаль:
— Когда я встала сегодня утром, стул, на котором ты сидишь был ярко-голубым. При нас он желтый или коричневый. Значит, здесь была Селена.
