В коридоре я потребовал объяснений и узнал в высшей степени странную историю о том, что якобы двенадцатого здесь, в нашей школе, нашел некий дедушка… на курьих ножках, да-да, я переспросил, мне показалось, что я ослышался. Этот самый дедушка на куриных лапах открыл без всяких ключей запертую дверь на третьем этаже и показал на дворе разные живые картинки, объяснил, что Вруша – так он его называл, словно уже знал,– должен играть в эти самые картинки и, если ему что-нибудь в них не понравится, переделывать по своему желанию как захочет. На прощанье он подарил эту самую штуковину и исчез. Если бы не сам предмет, от которого холодела моя собственная рука, я бы немедленно отправил двенадцатого в изолятор и поставил вопрос о необходимости нового анабиоза, но… но она лежит передо мной на письменном столе между микротелефоном и настольным календарем. Отбрасывает короткую тень на потертый ворс зеленого сукна… холодная, стальная на ощупь и резиновая на вид, страшная загадочная штука… на ее чернильной поверхности горит ослепительная точка, да отражается там же, как в кривом зеркале, весь кабинет: круглое окно во всю стену, зеленая полоска стола и я сам, похожий на светлый сучок размером меньше ногтя.
– Доброе утро, миссис Ка.
– Доброе утро, Наставник. – Миссис Ка холодно кивнула и приложила к лицу голубую масочку наилучшего расположения.
Я успел заметить, что длинная ручка маски по-прежнему сломана и обе половинки перемотаны в месте разлома липкой лентой. Эта неопрятность не могла не повредить ей в глазах учеников.
– Вы, как всегда, самый первый,– продолжила она и, перехватив мой взгляд, ловко скатала масочку вокруг ручки и поспешно спрятала в золотистый футляр на груди.
Я сделал вид, что не заметил ее торопливости.
В зале тихо и пусто. Только один информатор в углу вяло жужжит, постукивая железными стебельками буквочек по мягкому диску.
– Миссис Ка, мне нужна вечерняя информация об ученике шестой ступени под двенадцатым номером.
Надзирательница удивленно стянула шнурочки бровей к переносице.
– Опять двенадцатый? – Ее глупое лицо вытянулось. – Боюсь, что его величество господин Директор отправит его все-таки на гумацию.
– Не будем спешить с выводами, миссис Ка. Мы обязаны перевоспитывать, а не уничтожать.
Порывшись в картотеке, она чересчур медленно извлекла из ячейки гибкую пластинку и слишком торжественно протянула в мою сторону. В подобные короткие встречи она всегда старалась подчеркнуть важность именно своей работы, глупая, претенциозная регистраторша седьмого подкласса… Осторожно взяв в пальцы мягкий диск, я прошел в темную кабинку для прослушивания, включил свет, плотно закрыл звуконепроницаемую дверь и опустил пластинку в вертикальную прорезь. Загорелся тусклый огонек на пульте, и я услышал два голоса. Точнее, два шепота. Говорили Мену и мальчик для порки К-28.
– Ити, ты спишь?
– Нет. Тс-сс… Сейчас придет надзирательница.
– Возьми.
– Что это?
– Завтрак. Я оставил тебе пакет с бутербродами.
– Спасибо, Мену.
– Ты ешь быстрей, пока никого нет. Правда, с кофе не вышло.
– Что-то не хочется. Ешь сам.
– Нет, это тебе.
– А за что меня наказали?
– Наставник караулит дедушку.
– Того на курьих ножках?
– Да, Ити.
– А ты веришь, что он вернется?
– Не знаю. Я и видел-то его один раз. Он обещал навестить, но не приходит.
– А ты не врешь, Вруша?
– А ты видел штуковину?
– Видел… здорово она вытворяет.
– Да, Ити, классная вещь. Если дедушка придет – я попрошу новую. – Тихо… слышишь шаги?
– Нет, тебе показалось. Ешь давай, ты же слабый.
– Да, я слабый, а вот ты сильный, Мену. Наставник сказал, что меня переведут в больницу.
– Зачем?
– Не знаю… я боюсь, Мену, они усыпят меня.
– Не хнычь, плакса!
– … а когда я проснусь – ты уже умрешь, и все будет другое.
– Хочешь – сбежим, Ити? – Куда?
– Я видел в кабинете Наставника карту города и все запомнил. Мы совсем недалеко от вокзала. Можно уехать к морю, а там как-нибудь переберемся на Острова и пешком до моего дома. У меня есть младшая сестра, ты будешь с ней играть. Ведь здорово, Ити?
– Здорово… а твои родители возьмут меня?
– Конечно, плакса! Ты знаешь, какой у меня отец! Он очень добрый и сильный, он знаменитый гонщик, и дома у нас вся стена в серебряных и золотых колесах – это его награды.
– А почему он тебя не заберет из школы?
– Не знаю… я и сам об этом все время думаю… тсс… слышишь?
– Это надзиратель… беги.
Раздался сухой щелчок и голос миссис Ка о том, что больше регистратором за вечер и ночь ничего не записано. Двенадцатый спал в дортуаре.
Я достал диск и вышел из кабинки в зал оперативной информации. Голубая масочка то и дело мелькала в руках миссис Ка, вокруг нее столпились несколько наставников, и все же она нашла свободную секунду, чтобы крикнуть мне вслед какую-то глупость по поводу моего мрачного вида. Я оглянулся, и она чуть не подавилась витаминной палочкой.
В кабинете я первым делом хотел снять с боковой стены городскую карту и уже совсем было собрался это исполнить, но передумал: микрофоны вшиты у воспитанников под кожу и ни один из них не сможет незамеченно уйти от всеслышащего уха регистратора.
Вдруг неясный шорох за спиной заставил меня резко обернуться.
Над столом покачивался исполинский мыльный пузырь в форме бублика, этакая насмешливая улыбка дьявола до ушей. Пузырь беззвучно лопнул, словно наткнулся на мой взгляд, – тут же раздался музыкальный звук, и все тот же глухой знакомый мужской голос страшно произнес:
– Привет, Вруша. Пауза.
– Эй, ты меня слышишь?
И тут… и тут меня осенило. «Слышу», – ответил я как можно тише, одновременно ступая на цыпочках к столу, впившись глазами в штуковину. Чернильностальное яйцо плавно меняло свои очертания: овал, ромб, квадрат, шар, снова овал…
– А почему у тебя другой голос?
Я не знал, что солгать.
– Ты простыл?
– Да… дедушка… простыл.
– А ну, положи-ка свою руку на эту штуку.
Я заколебался, моя ладонь не имела ничего общего с ладошкой Мену. И все же я прикоснулся к адскому предмету… овал заметно потеплел, он трепетал под моими пальцами, как живой.
– Извини, Врунишка,– ответил голос,– мне показалось, что это кто-то другой… Спасибо за целаканта. Он оказался безвреден людям. Впрочем, самый страшный враг себе – они сами.
Раздались странные неприятные звуки, похожие одновременно на кашель и шипение.