— Сын Томаса Киннера, да?
— Откуда вы знаете?
— Я так долго живу, что успела разобраться в людях. Гаррет Киннер — мразь. Но никто здесь его не тронет, все боятся его отца. Даже шериф раскланивается с Томасом Киннером. Он тебя изнасиловал?
— Нет. Но хотел от меня почти такой же мерзости.
— И заставил сделать?
Кэтрин отвела взгляд.
— На этот раз — нет.
Вдова Грейлинг закрыла глаза. Через стол дотянулась до руки Кэтрин и сжала ее в ладонях.
— Когда это было?
— Три месяца назад, тогда еще снег лежал. Мне пришлось одной идти через мост. Было уже поздно, и вокруг никого. Я уже знала, что такое Гаррет Киннер, но до тех пор мне удавалось с ним не сталкиваться. Я думала, мне и впредь будет везти. — Кэтрин повернулась к старушке лицом. — Он поймал меня и затащил на мельницу. Там колесо крутилось, но внутри никого не было, только Гаррет и я. Я отбивалась, но он поднес палец к моим губам и велел молчать.
— Ради отца?
— Если бы я подняла шум или не сделала, как он велел, Гаррет наврал бы своему отцу на моего. Сказал бы, будто он спит за работой, или пьет, или крадет гвозди.
— Это Гаррет тебе сказал?
— Он сказал, у дочери санника жизнь нелегкая, особенно когда сани уже никому не нужны. Сказал, что, если отец потеряет работу, станет еще труднее.
— В этом отношении он, вероятно, прав, — сдержанно проговорила вдова. — Ты храбрая девочка, раз сумела промолчать, Кэтрин. Но это ничего не решает, верно? Не можешь же ты всю жизнь прятаться от Гаррета.
Кэтрин разглядывала свои ладони.
— Значит, он уже победил.
— Нет, это он только так думает. — Вдова неожиданно поднялась с места. — Как ты считаешь, мы с тобой давно знакомы?
— С тех пор, как я была совсем маленькая.
— Как тебе кажется, я за это время постарела?
— Мне кажется, вы совсем не меняетесь, вдова Грейлинг.
— Старуха. Ведьма с холма.
— Бывают злые ведьмы, а бывают и добрые, — заметила Кэтрин.
— А бывают сумасшедшие старухи, которые не принадлежат ни к тем ни к другим. Погоди минутку.
Вдова Грейлинг, пригнувшись под низкой притолокой, нырнула в соседнюю комнату. Оттуда послышался звук, как будто дерево скребло по дереву, — открылся ящик комода. Шум, будто в ящике поспешно что-то ищут. Вдова вернулась, держа в руках что-то, завернутое в красную тряпицу. И положила сверток на стол. Судя по стуку, решила Кэтрин, внутри что-то твердое и тяжелое.
— Я тоже когда-то была такой, как ты. Росла недалеко от парома, в самые темные, холодные годы Великой Зимы.
— Давно?
— Тогда шерифом был Вильям Допросчик. Едва ли ты о нем слышала. — Вдова Грейлинг опустилась на прежнее место и быстро развернула красный сверток.
Кэтрин не очень-то понимала, что открылось ее взгляду. Похоже на толстый гладкий браслет, из тусклого серого металла вроде сплава свинца с оловом. Рядом с браслетом лежало что-то вроде рукояти сломанного меча: ручка с косыми клетками орнамента и с изогнутой гардой от одного конца до другого. Из того же самого тусклого металла.
— Возьми его, — сказала вдова. — Пощупай.
Кэтрин опасливо протянула руку и сомкнула пальцы на рифленой рукояти. Холодная твердая рукоять неудобно лежала в руке. Подняв вещицу со стола, девочка почувствовала, какая она тяжелая.
— Что это, вдова?
— Это тебе. Я очень давно храню его, но пора ему перейти в другие руки.
Кэтрин не знала, что сказать. Подарок есть подарок, но ни ей, ни ее отцу никакого прока от некрасивого обломка металла. Разве что сборщик лома его купит.
— А где меч? — спросила она.
— Меча никогда и не было. Ты держишь в руках не обломок, а цельную вещь.
— Я не понимаю, для чего она.
— Поймешь в свое время. Я собираюсь переложить на твои плечи тяжелую ношу. Я часто думала, что ты мне подходишь, но пришлось ждать, пока ты подрастешь, наберешься сил. Однако нельзя забывать о том, что случилось сегодня. Я старею и слабею. Ждать еще год было бы неразумно.
— Я все-таки не понимаю…
— Возьми браслет. Надень его на руку.
Кэтрин послушалась. Браслет открывался на массивном шарнире, как у наручника, но, когда она защелкнула половинки, щель оказалась почти невидимой. Хитрая штучка, ничего не скажешь. Но она казалась такой же мертвой, тяжелой и бесполезной, как сломанный меч.
Кэтрин постаралась скрыть мелькнувшую у нее мысль, что люди были правы, когда называли вдову Грейлинг сумасшедшей.
— Спасибо, — поблагодарила она, собравшись с духом.
— Теперь послушай, что я тебе скажу. Ты была сегодня на мосту. И конечно, проходила гостиницу, которую называют «Крылатый человек».
— Там-то Гаррет меня и поймал.
— Ты никогда не задумывалась, откуда взялось такое название?
— Папа мне рассказывал. Таверну назвали из-за статуи, которая стояла когда-то на холме на юге, у Дархемской дороги.
— А о происхождении статуи отец тебе не говорил?
— Он сказал, некоторые считают, что ее отлили еще до Великой Зимы. А другие — что ее поставил старый шериф. А еще другие… — Но тут Кэтрин замялась.
— Да?
— Глупости, конечно, но некоторые говорят, что с неба спускался настоящий крылатый человек.
— А твой отец этому не верит?
— Не слишком, — призналась Кэтрин.
— И он прав. Статуя, когда ее свалили, в самом деле оказалась старше Великой Зимы. И поставили ее не в честь шерифа и не в память о явлении крылатого человека. — Теперь вдова пристально вглядывалась в ее лицо. — Но крылатый человек действительно спускался с неба. Я знаю, Кэтрин: я своими глазами видела статую, еще до падения крылатого человека. Я была при этом.
Кэтрин заерзала. Ей все больше становилось не по себе в этом доме.
— Я слышала от отца, что люди верят, будто крылатые люди спускались с небес сотни лет назад.
— Это верно.
— Тогда вы не могли быть при этом, вдова Грейлинг.
— Потому что, если бы была, теперь бы уже умерла? Ты права. Если бы все шло естественным порядком, так бы и случилось. Я родилась триста лет назад, Кэтрин. И живу вдовой больше двухсот лет, хотя не раз меняла имя. Я перебиралась из дома в дом, из деревни в деревню, как только люди начинали подозревать, кто я. Я нашла крылатого человека, когда мне было шестнадцать лет, как тебе теперь.
Кэтрин натянуто улыбнулась.
— Я хотела бы вам верить…
— Ты скоро поверишь. Я уже говорила, что то было самое морозное время Великой Зимы. Солнце превратилось в холодный серый диск, словно само было льдиной. Лед на реках не вскрывался годами. Морозная ярмарка шла круглый год. Совсем не то что жалкий маленький базарчик, который видела ты. Она была в десять раз больше. На замерзшей реке выстроили целый город. С улицами, с переулками, со множеством кварталов. Были и палатки, и прилавки, и повсюду конькобежцы и лыжники. Гонки, турниры, фейерверки… Разыгрывали мистерии, даже газеты печатали — специально для Морозной ярмарки. Люди за много миль приходили взглянуть на нее, Кэтрин, — из самого Карлайла и Йорка.
