— Неужели они совсем-совсем ни за что тебя не ругали? — никак не могла поверить ему Марианна. — Вон в «Еретике» у нас главного героя сначала пытают, а потом на костре жгут. Эта Альмира, или как ее там, должна была тебе все уши прожужжать, что такие жестокие сцены провоцируют зрителей на еще большую жестокость, и поэтому вставлять их в фильмы нельзя!
— Марин, ну честное слово, ты их какими-то монстрами считаешь! — отмахивался Серж от свояченицы. — Говорю же, это самые обычные, нормальные люди. Мы с ними очень культурно обо всем побеседовали, и никаких претензий у Эльмиры ко мне не было. «Еретик» — это же исторический фильм, да к тому же мы там все самое страшное оставили за кадром, с чего же ей меня за это ругать?
— Да с того, что сейчас ни в одном официальном фильме плохому герою даже по морде дать нельзя — сразу обвинят в «потакании низменным инстинктам»!
— Не преувеличивай. Совет по Этике борется только с излишней жестокостью. И вообще с тем, что может плохо повлиять на «неокрепшие умы» вроде твоего, — Серж взял со стола камеру, давая Марианне и остальным понять, что перерыв закончен. — Жилин, Бородин, по местам! Во время съемок он всегда называл актеров именами их героев — даже в те моменты, когда они отдыхали или обсуждали тот или иной эпизод. Его товарищи, особенно те, кто постоянно снимался в его фильмах, уже давно привыкли к такой манере общения, и поэтому теперь Евгений, игравший Ивана Жилина, и Марат, исполнявший роль Юры Бородина, нехотя отставили чашки с растворимым кофе и со скучающим видом направились к выходу из кухни. Марианна и остальные актеры с такими же кислыми физиономиями потянулись вслед за ними.
— Давайте-давайте, — сердито прикрикнул на них Чернов. — Последняя сцена осталась! И все, будете готовиться к съемкам в серьезном официальном кино!
— Если нас туда возьмут, — буркнул Марат себе под нос, но Сергей услышал эту реплику и мгновенно вспыхнул:
— Ты что же, думаешь, я вас с собой на телевидение не протащу? Сам стану «официальным», а тех, кто помог мне этого добиться — брошу?! Да ты понимаешь, кто ты после этого..?
— Серж, да ты что?! — Марат резко развернулся и теперь смотрел на Чернова с таким виноватым видом, что тот немного смягчился. — Я же не о том говорю, что ты нас бросишь, я имел в виду, что Совет по Этике нас может и не утвердить.
— Утвердят, куда они денутся, — махнул рукой Сергей. — Я скажу, что без вас мне не обойтись, вот и все. Или ты, Юрий, тайком в каком-нибудь боевике или ужастике снялся? — подмигнул он молодому артисту.
— Или в порнушке… — глубокомысленно протянул идущий позади него Константин, игравший Юрковского. Марат залился краской и под дружный смех съемочной группы почти бегом бросился в комнату.
— Все, начали! — пресек режиссер всеобщее веселье. — Разговор Жилина с Бородиным после истории о флуктуациях. Все лишние — вон из кадра! Они закончили снимать глубокой ночью. К счастью, у Кости была своя машина, и он согласился развезти товарищей по домам. Режиссеру, правда, места не хватило, но он сразу сказал, что останется в студии — Рита на этот раз была предупреждена, а фильм следовало еще раз просмотреть на предмет разных недостатков и погрешностей. Да и не смог бы Чернов заснуть этой ночью — последней в его старой жизни, когда он был никому не известным режиссером-любителем. А потому, выпроводив съемочную группу, он уселся за компьютер, нацепил наушники и принялся внимательно пересматривать свое последнее творение, время от времени останавливая его и убирая из кадров случайно попавшие туда тени не участвующих в сцене актеров и другие мелочи. Их, впрочем, было немного: то ли сказывался набранный во время предыдущих съемок опыт, то ли свое дело сделала давняя любовь Сергея к книгам Стругацких, но он видел, что «Стажеры» удались ему намного лучше других фильмов. Хотя ощущение некоторой неестественности снятого, которую он никак не мог объяснить, его так и не покинуло. «Ладно, — вздохнул режиссер про себя, досмотрев кино до конца. — Если там есть какой-то ляп, зрители, когда его увидят, обязательно об этом напишут — тогда все и исправлю. А пока гляну-ка я еще разок сегодняшнюю сцену…» И снова на мониторе возникла каюта Ивана Жилина, ее хозяин, сидящий на аккуратно застеленной койке, и Юра Бородин, нервно вышагивающий туда-сюда по этому тесному помещению и взбудоражено размахивающий руками. Они спорили, и, казалось, что Жилин никогда ничего не сможет доказать своему молодому и горячему товарищу, так красиво и восторженно звучали слова Бородина о необходимости жертвовать всем, ради науки и всеобщего счастья, и сам Чернов, хоть и отлично знал, чем закончится этот разговор, слушал его, затаив дыхание и лишь надеясь, что у Жилина найдется какой-нибудь весомый и разумный аргумент, к которому юный Бородин хотя бы немного прислушается. Надеясь, но без всякой уверенности в этом.
— …Никакие открытия не стоят человеческой жизни! И рисковать жизнью разрешается только ради жизни! — рявкнул, тем временем, в его наушниках голос Жилина, и Сергей еще раз с радостью отметил, что эту сцену ребята сыграли замечательно. Теперь Жилин на экране уже сам расхаживал по каюте и отчаянно жестикулировал, а Бородин с виноватым видом стоял, прижавшись к стене, и напряженно о чем-то думал. Было ясно, что он многое понял — понял не благодаря логическим аргументам, а просто потому, что Иван Жилин говорил правду и говорил ее искренне. Досмотрев любимую сцену до конца, Чернов нажал на паузу и удовлетворенно откинулся на спинку стула. За окном начинало светлеть, и режиссер, наконец, почувствовал, что безумно хочет спать, но прежде, чем подключиться к Интернету и закачать «Стажеров» на свой сайт, он позволил себе посидеть еще немного, ничего не делая и наслаждаясь хорошо сделанной работой. Уже скоро его постоянные зрители обнаружат новинку и бросятся ее смотреть, а потом так же дружно начнут писать ему отзывы, ругая одни сцены и нахваливая другие, ставя ему в пример таких же, как он, режиссеров-любителей и спрашивая, каким будет его следующее кино. И узнают, что будущие фильмы Чернова можно будет увидеть не в Интернете, а на официальном телеканале. Но это все будет чуть позже, ближе к вечеру, а пока Сергей еще мог побыть мало кому известным любителем Сержем Нуаром, и почему-то ему хотелось немного растянуть эти последние минуты своей «неофициальной» жизни.
Впрочем, в конце концов, он все же загрузил «Стажеров» на сайт и завалился спать на той самой койке, где всего несколько часов назад Иван Жилин произносил свою коронную речь.
Через день ему позвонили из Совета по Этике.
— Эльмира Евгеньевна хотела бы с вами побеседовать, — сообщила секретарша Николаевой. — Вы сможете приехать сегодня к четырем часам? Разумеется, Чернов смог: уже в полчетвертого он скучал в коридоре Совета возле двери Эльмиры Николаевой и ждал своей очереди в компании нескольких художников, писателей и других творческих людей. Некоторые из них, оглядываясь на закрытую дверь, настороженно о чем-то шептались, а одна из ожидающих — миловидная женщина лет тридцати с небольшим — с сомнением перебирала принесенные с собой художественные фотографии, надолго о чем-то задумываясь над каждой из них.
