Пьер Лоранс поинтересовался:
— Какая у них форма правления?
— Абсолютный диктатор, — ответил Джейкс. — Каудильо, который правит в течение всей жизни.
— Но режим существует уже века. Когда диктатор умирает, кто занимает его место? — спросил Пьер.
Джейкс оглядел их всех:
— Лучший матадор.
— Кто??? — переспросила Елена.
— Лучший матадор планеты.
Не было особых причин избегать друг друга на космическом корабле "Золотая лань". Для доктора Дорна Хорстена, который путешествовал один, было вполне естественно завязать знакомство с Пьером Лорансом и его женой, тем более, что ехали они в одно место — в главный город Фаланги — Нуэва Мадрид.
Поэтому доктор Хорстен не откладывая дела в долгий ящик нанес визит семье Лоранс и очень скоро стал постоянным компаньоном шеф-повара, который специализировался по блюдам Пиренейского полуострова. Они вместе проводили время за шахматами, в то время, как миссис Лоранс читала книги из корабельной библиотеки, а маленькая Елена играла взятыми с собой игрушками.
Со своей обычной милой улыбкой она выглядела так безобидно, что пассажиры очень скоро привыкли к ней и перестали обращать на нее внимание, считая, что она еще слишком мала, чтобы понимать разговоры взрослых. Бизнесмены и политики обсуждали свои дела, не обращая внимания на маленькую девочку.
На третий день Елена пришла в библиотеку, где читала Марта Лоранс. Со стороны это выглядело так, будто бы она, что-то ища, быстро просматривала все книги подряд. Мужчины, как обычно, сидели склонившись над шахматной доской.
— Что ты впитываешь? — спросила Елена.
Марта посмотрела на нее, медленно возвращаясь к реальности:
— О том, как движется этот корабль, — ответила она.
Елена вздрогнула:
— Надеюсь, это нам не понадобится.
Марта рассмеялась.
— Ты не права, — сказала она, — бесполезных знаний довольно мало.
— Хорошо, но я надеюсь, что все будет по-прежнему, — сказала Елена. — Скажи, а как насчет того, чтобы пойти к капитану и попросить его отправить телеграмму по суб-радио на Авалон?
Доктор Хорстен посмотрел на нее и спросил:
— Авалон? Почему?
— Я хочу купить там что-нибудь.
И пояснила:
— У меня есть небольшие сбережения в разменном банке Земли. Я хочу перевести их на Авалон и вложить в Корпорацию Высокого Развития.
Глаза Лоранса сузились:
— Почему?
— Ну, я просто хочу.
Доктор Хорстен кивнул и спросил:
— Что это за корпорация?
— Она находится в процессе организации.
— Хм-м-м. А почему ты хочешь вложить в нее деньги?
— Просто слышала в корабле несколько слухов.
Доктор Хорстен схватился за голову:
— Ах ты маленькая негодяйка. Да, я поручил тебе играть с куклой под столом этих двух мошенников с Авалона, но не больше. Теперь смотри сама: если Марта сделает так, как ты просишь, эти два бизнесмена могут узнать об утечке сведений с корабля. Семья Лорансов может попасть под подозрение. А ведь мы не хотим никого удивлять ни семьей Лорансов, ни их другом, доктором Хорстеном.
— Маленькая негодяйка, — повторила она. — А ты — большой буйвол. Тебя следовало бы отколотить за это.
Марта Лоранс рассмеялась.
— Это я наблюдаю каждый день полета. Но Дорн прав, Елена.
Елена заспрыгнула на стул, одернула платье и сказала:
— Тогда какого черта обладать знанием, когда не можешь его использовать!
Остальные вернулись к своим занятиям.
Через несколько минут Елена сказала:
— Я все еще не совсем понимаю, Марта, что там у них с матадором?
Марта посмотрела на нее с удивлением:
— О чём это ты?
— Мне непонятны некоторые детали из истории боя быков! Пережиток Империи, дошедший до XX века и дальше.
— До XX века, — повторила Марта. — И все особенности этого пережитка представлены на Фаланге.
— Это невероятно, — сказала Елена. — Только представь, сколько боставила беспокойства перевозка достаточного количества быков этой породы… Как, Марта, она называется?
— Bos taurus ibericus.
— Они ведь абсолютно бесполезны для всего, кроме так называемой фиесты — фиесты брава*). Того количества, что они вывезли с Земли, хватило бы на целую животноводческую ферму.
— Финкас, — сказала Марта, — Они называют такие фермы «финкас».
— Действительно, — сказал Хорстен, — это их национальный спектакль. Фетиш, если хотите. Каждый фалангист страстный болельщиком боя быков.
— Да, но использовать этот метод для выбора главы государства! Когда каудильо умирает, матадор, провозглашенный Нумеро Уно, становится новым каудильо. Какая нелепость? Никакого коэффициента образования или интеллигентности. Никакой подготовки к управлению… На Объединенных Планетах не было ничего похожего.
— Да чего уж говорить, — сказал Пьер Лоранс. — Это довольно глупый способ выбора правящего элемента. Но… Вершина матадорства достигается превосходством не только в физическом плане. Он должен быть жестоким и быстрым, или он никогда не станет Нумеро Уно. Он не может быть совсем уж глупым, потому что дурак даже с хорошими рефлексами не сможет выступать на арене в течение достаточно долгого времени. С ним будут происходить самые различные случайности, если он будет спасать себя от бедствия, используя только чужие умы.
— Ничего себе аргумент, оправдывающий глупейший метод выбора диктатора, — хмыкнула Елена. — Когда-нибудь он станет роковым.
Доктор Хорстен положил фигурку, которую держал в руках, и задумчиво произнес:
— Чего я не понимаю, так это каким образом удаётся уберечь элиту от опасности, угрожающей ей со стороны непривилегированных классов. Ведь элита никогда не сдаст свои позиции без боя. Если не тот человек — не тот с их точки зрения — придет к власти, то он может причинить им массу неприятностей.
Марта сказала, или, вернее, продекламировала:
— Наша информация об этом аспекте жизни Фаланги ограничена. Это может оказаться одним из факторов, составляющих статус кво среднего фалангиста — то, что теоретически каждый может стать каудильо. Когда старый каудильо умирает, ликование населения планеты оставляет далеко позади все известные праздники и карнавалы других систем. В течение недели вся планета находится в состоянии эйфории, которое невозможно вообразить человеку, не присутствовавшему при этом.
Доктор Хорстен снова взял шахматную фигурку в руки и сказал:
— Я все-таки не могу представить силы Фаланги, способные противостоять крестьянину или неквалифицированному рабочему, ставшему каудильо.
