- Условились? - я растерялся. - Ах, да, наверное...
- Что значит 'наверное'? - я почти почувствовал, что Таня надула губки и снова начала обижаться. - Сегодня двадцатое, вот я и звоню. Если я не вовремя, то...
- Вовремя, вовремя! Знаешь что? Приезжай немедленно! Вот. Мне так плохо одному! Приезжай, а?
- Я не могу, - растерянно сказала Таня. - Ты же знаешь, что у меня сегодня занятия с педагогом. Скоро он придет.
- Не можешь? - пробормотал я. - Ах, ну да, ну да. Извини. До свидания.
Я положил трубку и посмотрел на кубик. Надо убрать его с глаз долой. На этот раз я сунул узелок в корзину с грязным бельем в ванной. Не то, чтобы таким образом я хотел запрятать его подальше, просто класть его под диванные подушки мне показалось глупым. Потом я долго бродил по комнате, потирая ноющую шею, и размышлял. Впрочем, это сильно сказано - размышлял. Скорее всего, в моей голове бродила квашня из страха, надежды, боли и удивления. Если кубик все еще у меня, значит, его скоро придут забирать. И опять сломают мне шею! Ну уж нет, шею свою я не дам! Я сразу скажу, где кубик, пускай роются в моих грязных носках. Эх, Таня, Таня, что же ты не приехала, мне так плохо. Конечно, у тебя сейчас занятия... Музыка, скрипка, партитура, форте, пиано... Но если кубик не забрали, то, может быть, его и не заберут? А тот старичок и два шкафоподобных амбала мне приснились! И я спокойно могу взять и разбогатеть. А шея-то отчего болит? Отлежал на мягкой подушке? Да я и не спал вовсе! Пришел, развернул тряпицу и стал разглядывать кубик... А что там Таня говорила про двадцатое число? Сегодня седьмое апреля, кажется?
Я пошел смотреть на календарь, и убедился, что Таня говорила правду - на календаре значилось двадцатое октября. Приснились амбалы! Я даже улыбнулся сам себе. Постой! А дырку в столе кто проделал? В десяти сантиметрах от манипулятора 'мышь'. А? Сам, что ли? Во сне? Ну уж, дудки! Значит, были амбалы?
- Бред какой-то! - сказал я вслух и голос у меня вышел дрожащий и неуверенный.
Я понял, что панически боюсь чего-то. Боюсь, что зазвонит телефон, боюсь, что постучат в дверь, что кто-то придет, и будет требовать злосчастный золотой куб с нацарапанными буквами. И когда я это осознал, я упал на диван, потому что ноги просто подломились как глиняные столбы под дождем. И как я ни пытался себя успокоить, как ни убеждал, что не повторю ошибки, и сразу же отдам сверток, никакие уговоры не действовали.
Включи телевизор, он тебя отвлечет! Но я не могу включить телевизор, у меня нет сил встать и подойти к нему, ноги не служат мне больше. Иди прими душ! Смой с себя этот противный страх, даже не страх, а ужас, сковавший твою волю! Ну да, я заберусь в душ, включу воду, а в это время в дверь начнут звонить. И если я тут же не открою, они вынесут дверь, выволокут меня, голого и мокрого, и тут же убьют. И разбираться потом будет поздно. И потом - я ведь уже принимал душ?
И тут противно зазвенел дверной звонок. Я застыл, и по спине поползли омерзительные мурашки. Вот оно - начинается. То есть продолжается. Я очень тихо подошел к двери и прислушался. Снаружи было тихо. Пришедший не звонил больше и не проявлял признаков жизни. Может, обойдется? Господи, хоть бы обошлось! Пусть это мальчишки шалят. Такое бывает, сам шалил в детстве. Но звонок прозвучал еще раз, более продолжительный и настойчивый. Делать нечего - надо открыть. Трясущимися руками я с трудом совладал с замком. За дверью стояла ... Люся.
- Господи, Люся, - выдохнул я. - Это ты? Вот не ожидал. Входи, входи скорей.
И тут у меня внутри все сжалось и затвердело - я подумал о том, что если она сейчас скажет, что передает привет от Шмыгина, я тут же, не сходя с места, умру.
- Как не ожидал? - удивилась Люся, снимая плащ. - Ты не болен ли, Гаськов?
- Я болен, болен! - радостно залопотал я. - Просто ужас как болен! Я на части разваливаюсь!
- Что-то не видно, - она испытующе оглядела меня, положила прохладную руку на лоб. - Хотя нет, погоди. У тебя в глазах что-то прыгает. Что-то такое, я не пойму - что.
Мы прошли в комнату, я суетился вокруг нее, уступал дорогу, заглядывал в глаза. Вдруг я перестал суетиться, весь напрягся, и деревянными холодными губами проговорил:
- Люся, ты Шмыгина знаешь?
- Какого Шмыгина? - Она удивилась, а я украдкой выдохнул с облегчением. - Никакого Шмыгина я не знаю, и знать не хочу. Ну-ка, посмотри мне в глаза. Так. Давай, рассказывай.
- Что рассказывать? - я забегал по комнате, ломая пальцы. - Рассказывать совсем нечего. Ты пришла и все хорошо. Я очень рад...
- Витя, не лги мне, - сказала она, и я остановился, безвольно опустил руки. - Ты же знаешь, я не выношу ложь, тем более, когда лгут так неумело как ты.
Я отвернулся, подошел к окну и долго вглядывался в осеннюю черноту, кое-где вырванную редкими фонарями. И меня прорвало. Я стал рассказывать. Сбивчиво, путано, перескакивая с места на место. Рассказывая о визите громил, я побежал в ванную, стал рыться в грязном белье, пытаясь найти кубик. Но никак не мог нащупать его. Люся стояла надо мной и терпеливо ждала. Я перевернул корзину вверх дном, прощупал каждую вещь. Кубика не было!
- Люся, а какое сегодня число? - спросил я в испуге.
- Ты меня не пугай, Гаськов, - сказала она, и ее глаза расширились.
- Я не пугаю. Мне кажется, я схожу с ума. Очень хорошо, что ты пришла, я хоть немного успокоился.
- Как же мне было не прийти, когда ты позвонил и голосом, совершенно невменяемым, попросил меня срочно приехать?
- Я? - я уставился на нее.
- Ну не я же, - растерянно сказала она и немного отодвинулась. - Или это не ты звонил?
Не нужно пугать еще и ее, подумал я и успокаивающе произнес:
- Ну конечно, я звонил. Посуди сама - ко мне вламываются громилы, хватают меня за горло, и все из-за того проклятого кубика... Которого почему-то нет. - Я кивнул на кучу белья.
- А эта, твоя пассия... как ее там - Таня? - отвернувшись, глухо сказала Люся. - Ей звонил?
- Звонил. - Я жутко смутился, мне вдруг стало стыдно за Таню. - Вернее, она звонила. Но у нее занятия, педагог должен был прийти с минуты на минуту.
Люся задумчиво покивала, но ничего не сказала. Я затолкал белье обратно в корзину, потом прошел в кухню, посмотрел на календарь. Двадцатое октября, как и должно быть... Но почему будущего года?!
- Мать твою! - тихо сказал я, чувствуя, что весь покрылся потом. - Кажется, я и впрямь рехнулся.
И тут в голову пришла такая мысль, от которой мне стало по-настоящему страшно. Мы с Люсей попали внутрь кубика! Я повернулся и столкнулся с ней взглядом.
- Ерунда! - сказала она твердо. - Никакого кубика нет и быть не может!
Мне вдруг сделалось легко и спокойно.
- Да-да, - забормотал я, схватил ее руку, поцеловал, отпустил и снова схватил. - Ты мои мысли прочитала или я сболтнул вслух? Пойдем, присядем.
